Любовница

Ральф выступал последним. Совершенно очарованная, я сидела позади всех — ничем не примечательная девушка-библиотекарь, которой уже далеко за двадцать. Он пошуршал бумагами, откашлялся, нервно сделал глоток воды и наконец начал читать стихи. В этот момент он был похож на дирижера, управляющего оркестром. В зале воцарилась тишина. Во-первых, его голос был восхитителен сам по себе. Но и стихи тоже. Они лились как песня, богатые и звучные, пробуждая чувства, почти исчезнувшие из моей довольно серенькой жизни.

Страсть. Сожаление. Желание.

Когда он закончил читать, наступила тишина. Кто-то кашлянул. Какая-то женщина заерзала на стуле. Я начала аплодировать, медленно, театрально, о чем тут же пожалела. Все взгляды устремились на меня.

Затем меня поддержал еще кто-то впереди, и еще, и еще, и на меня обрушилось невыносимое облегчение. Меня переполняло счастье, что я могу снова исчезнуть, спрятаться за спинами других.

После мероприятия Ральф пригласил кое-кого из присутствовавших выпить в баре за углом. Насколько он нервничал раньше, настолько уверенно вел себя теперь. Заказал шампанское и объявил вечер поэзии чудесным начинанием. Затем произнес тост, в котором назвал меня «ангелом милосердия»! Один из его друзей, тоже учитель, даже закричал по этому случаю «ура!». Глядя на шумную и веселую компанию, я чувствовала, как меня обволакивает дух товарищества, хотя никого из этих людей я не знала прежде.

Позже Ральф, почти всю вечеринку не сводивший с меня глаз, подошел и сел рядом. Его теплое бедро прижалось к моему.

— Итак, мадам, — проговорил он бархатным сексуальным голосом, — похоже, мне надо поблагодарить вас за многое. — При этих его словах прокуренный зал расплылся и исчез. — Интересно, сколько времени понадобится, чтобы выразить всю мою признательность? Часы? Дни? Годы? Если, конечно, вы позволите мне начать?

Мои щеки вспыхнули, тело казалось наэлектризованным.

Разумеется, дело было в шампанском. А еще в новизне. Но больше всего это был просто Ральф.

Глава 40

Он всегда находился в движении. В этом и заключалась главная особенность Ральфа. Быть с ним — это как если бы тебя подхватила приливная волна, бросала и швыряла, но не давала опуститься на глубину.

Иногда я настолько уставала на работе, что хотелось, чтобы он не звонил, оставил меня в покое, а я бы приползла домой, провела бы тихий вечер и легла спать пораньше.

Приползала, ложилась, засыпала…

«Не занудствуй! — говорил он, если я заявляла, что уже за полночь и я сплю. — Так и жизнь проспишь!»

В другие ночи меня будил стук в дверь, на пороге стоял он, слегка пьяный, и признавался мне в любви.

— Ты ведь не сердишься, правда, ангел? — И он изображал маленького мальчика, напуганного тем, что пришел в неурочный час. — Мне просто вот так нужно было увидеть тебя. Обнять. Иначе я бы просто умер. — Далее следовала драматическая пауза, подразумевавшая, что он готов рассмеяться вместе со мной. — Честно-честно.

Долго сердиться на него было невозможно. Во-первых, мне льстило чувствовать себя предметом обожания. И жизнь была такой восхитительной, даже если после всех наших приключений я изо всех сил старалась не заснуть на работе.

Мы были вместе уже четыре безумных месяца, когда он преподнес мне сюрприз на одном из своих вечеров поэзии, ставших теперь обычным делом.

Он сказал, что работает над новыми стихами. Я не представляла, где он только находит время. Возможно, за счет сна. Но часы, украденные у ночи, ушли на сочинение стихов, которые положили начало новой серии о любви и времени.

Иногда он читал мне свои сочинения дома, просто чтобы попрактиковаться перед аудиторией, пусть и состоявшей из одного человека.

Но не в этот раз. Все действительно произошло как гром среди ясного неба.

Я сидела на своем обычном месте в последнем ряду, наблюдала и слушала, упиваясь ритмом и звучанием его голоса. Я была горда его талантом и харизмой.

Сначала я не поняла, что происходит. Меня клонило в сон, и я уже прикидывала, что бы такое придумать, чтобы лечь пораньше спать. А может, удастся уговорить Ральфа не пить сегодня вечером и пойти со мной? Признаться, слушала я его вполуха.

И вдруг я поняла, что он обыскивает взглядом все ряды. Обнаружив меня, он улыбнулся. От неловкости меня бросило в жар.

Пара, сидевшая передо мной, повернулась, а его бородатый друг, учитель естествознания, захлопал в ладоши.

Атмосфера в зале накалилась.

Совершенно незнакомая женщина средних лет, сидевшая через стул от меня, наклонилась ко мне и, сверкая влажными глазами, прошептала:

— Какое предложение!

Ральф сделал драматическую паузу, извлекая максимум пользы из этого грандиозного момента, затем решительно направился ко мне, сунув правую руку в карман.

Помню, я еще подумала: «О нет, пожалуйста, нет! Как неловко. Не делай этого».

Но, разумеется, остановить Ральфа было невозможно. Тем более мне, какое бы выражение ни появилось на моем лице.

Ему пришлось отодвинуть стулья, чтобы освободить место для того, чтобы опуститься на колено.