Любовницы Пикассо

Пабло заслужил репутацию бабника и волокиты, но… он сам несколько раз оказался брошенным и отвергнутым. По моему мнению, мужчины оправляются от подобных вещей не так быстро и не полностью, как женщины, которые понимают, что просто должны жить дальше.

Отсюда и этот неприветливый нейтральный тон. Невежливый отказ встать со стула при появлении Ирен. Но я ощущала новую напряженность, совершенно иную по сравнению с той, что исходила от Ольги.

– Коньяк сойдет, если его достаточно, – сказала Ирен. – Пабло, я приехала из Парижа, чтобы мы могли закончить картину «Влюбленные».

Никто и не подумал спросить, как она нашла гостиницу. Должно быть, расспросила всех знакомых Пикассо в Париже, чтобы получить эту информацию.

Ольга резко вздохнула и задрала подбородок. Ее губы сжались в сердитую прямую линию.

Ирен проигнорировала ее и обратилась ко мне:

– Полагаю, вы миссис Мерфи? Я видела вас в мастерской Дягилева, вы рисовали полевые цветы. А вы Джеральд? Раз уж Пабло пренебрегает своими манерами!

Джеральд, который уже поднялся на ноги, обменялся с Ирен рукопожатием.

– Да, я тоже видела вас там, – пробормотала я. Ночь заискрилась новой и неожиданной энергией.

Бледная кожа и черные кудри Ирен заблестели серебром, когда на них заиграл лунный свет. Собственная зависть глубоко поразила меня. Я была совершенно убеждена в своем семейном счастье и довольстве, но у меня вдруг задрожали руки.

Я почувствовала себя деревцем под сильным порывом ветра, сотрясавшим его до корней. «Но ты же не хочешь Пабло», – внушала я себе. Я обманывала себя.

Почему я вообще ввязалась в эту глупую игру? Я ощущала смутное беспокойство и прилив неуемной энергии. Вот здесь мы жили в земном раю и все же были далеки от счастья. Ольга, с ее ревнивым характером, не могла обрести покоя, необходимого для счастья. Джеральд был так близок к счастью, насколько я могла представить, но всегда немного сдерживался. Пабло имел не большее отношение к семейному счастью, чем бык, готовый поднять на рога матадора.

А я? У меня в голове звучал недовольный голос матери, осуждавший меня, – некрасивая, плохо образованная… А тут был Пабло, изучавший нас, словно насекомых под увеличительным стеклом.

– Давайте поиграем? – предложила я.

– Хорошая мысль! – машинально отозвался Джеральд. – Давайте немного развеемся.

– Что за игра? – недоверчиво осведомилась Ирен.

Она ненадежно пристроилась на лестничных перилах, чего я не разрешала своим детям, потому что оттуда можно было легко упасть. Но Ирен как будто привлекала опасность и дополнительное напряжение от нее.

– «Скажи или покажи», – ответила я. – Мы будем задавать друг другу вопросы и говорить правду или молчать. А тот, кто откажется отвечать, должен будет принять вызов.

Я часто играла так с моими детьми, и вопросы обычно были шаловливыми вроде «Какого цвета чудище прячется у тебя под кроватью, хотя его на самом деле там нет?» или «Какая еда тебе больше всего не нравится?». Почему я думала, что у взрослых может быть и наполовину такое богатое воображение?

– Не знаю… – протянула Ольга. Вечер был очень теплым, и на ее гладком широком лбу выступила блестящая потная пленка.

– Не будьте занудой, это весело! – воскликнула Ирен. – Я буду первой!

– Как пожелаете, – сказала я. – В чем вопрос? И кому его задать? И помните: надо говорить правду – или не отвечать и принять вызов.

Ирен поджала губы, словно школьница, которой предложили мысленно подсчитать сложную сумму.

– Джеральд, – она указала на него. – Начнем с вас.

– Хорошо, – согласился мой муж и выпрямился, приготовившись к битве. – Ваш вопрос?

– Кто здесь самая красивая?

Пабло рассмеялся.

– Золотое яблоко для победительницы? – спросил он. – Это опасная игра, подруга!

В тот момент Ольга выглядела ошеломительно красивой, несмотря на сдержанную печаль в выражении ее лица. А может быть, как раз из-за этого.

– История Париса, – сказала она. – Он должен был сделать выбор между тремя богинями: Герой, Афиной и Афродитой – и отдать золотое яблоко первой красавице. Две другие возревновали к его выбору, и так началась Троянская война, да?

Джеральд налил себе еще коньяку.

– Да. У нас тут есть три красавицы. Но мой выбор сделан, – он отсалютовал мне бокалом.

– Четверо, – сказал Пабло и указал на дверной проем.

Анна отступила в тень. Как долго она стояла там, наблюдая за нами?

8 Сара

– Заходите, – сказал Пабло. – Присоединяйтесь к нам.

Анна шагнула вперед.

– Темные волосы. Античная линия носа – даже лучше, чем на римских монетах. Глаза… Мужчины будут воевать друг с другом за такие глаза. – Пабло подался вперед, улыбаясь ей и изучая ее точно так же, как изучал кучки игрушек, которые я расставила на столах для вечеринки на барже. Но его лицо выражало нечто большее, чем восхищение художника: оно выражало желание.

Анна выглядела испуганной: как мне показалось, не столько из-за Пабло, сколько из-за неожиданного внимания всех, кто находился за столом. Она снова растворилась в тени, и я услышала, что девушка поспешно уходит на кухню.