— Ага, маркиза сердится. Будем же благоразумны, — шепотом сказал мне маркиз, — в ней заговорила ревность. — Он окинул нас довольным взглядом. — Вы очень любите друг друга, и, если когда-нибудь вы поссоритесь из-за меня, это будет неправильно.
— Так едем мы на бал или не едем?
Маркиза села к зеркалу. Ей принесли два домино, но она послала за другими, и в предвкушении развлечений мы весело набросили их на плечи.
— Вам мое домино знакомо, — сказал маркиз, — я надену его, когда поеду за вами; я-то не боюсь, что меня узнают!
Он проводил нас в собрание и обещал вернуться ровно в полночь.
Едва мы появились в дверях зала, толпа масок окружила нас, нас рассматривали, приглашали танцевать, и сначала новизна зрелища приятно ласкала мой взгляд. Изящные одежды, роскошные уборы, странные причудливые костюмы, порой даже безобразные и смешные, невероятные картонные маски и размалеванные лица, смесь красок, гул голосов, разнообразие предметов и непрерывность движения, которое, оживляя картину, то и дело меняло ее, — все поразило и очень скоро утомило мое воображение. Вошли несколько новых масок; контрданс прервался, и маркиза, воспользовавшись удобным мгновением, смешалась с толпой; я молча последовал за ней, желая рассмотреть всё в подробностях. Вскоре я заметил, что каждый очень занят, ничего не делая, и все необычайно много болтают, ничего не говоря. Разыскивают друг друга с увлечением, наблюдают один за другим с тревогой, встречаются по-приятельски, расстаются, сами не зная зачем, а через мгновение снова сходятся и зубоскалят. Один оглушает всех громким истошным голосом; другой бормочет себе под нос банальности, вряд ли вникая в то, что говорит; третий грубо шутит, сопровождая слова забавными жестами, четвертый задает нелепые вопросы, на которые ему отвечают такими же глупостями. Я видел людей жестоко страдающих, которые очевидно дали бы многое, чтобы избежать злобных замечаний на свой счет и скрыться от любопытных глаз. Другие, казалось, очень скучают; им явно хотелось просто провести здесь ночь и они не ехали домой лишь затем, чтобы на следующий день иметь право сказать, будто очень веселились накануне.
— Так вот что значит маскарад, — сказал я маркизе. — И только-то? Я не удивляюсь, что негодяи могут здесь оскорблять порядочных людей, а глупцы — разыгрывать людей умных; я не остался бы здесь, если бы не вы.
— Молчите, — попросила она. — За нами идут, и, может быть, нас узнали; разве вы не видите маски, которая не отходит от нас? Боюсь, не граф ли это. Выйдем из толпы, и ничему не удивляйтесь.
Действительно, это был Розамбер, мы тотчас узнали его, так как он даже не изменил голоса, а только заговорил тихо, желая, чтобы никто, кроме нас, его не слышал.
— Как поживают маркиза и ее прелестная подруга? — спросил он с подчеркнутой любезностью.
Я не осмелился ответить. Маркиза же, чувствуя, что было бы бесполезно уверять его, будто он ошибся, предпочла вступить в разговор, который она, при своей ловкости, возможно, закончила бы благополучно, если бы граф не знал слишком много.
— Как, это вы, граф? Вы узнали меня? Это меня удивляет, я-то думала, вы поклялись никогда больше не искать меня и никогда со мной не говорить.
— Это правда, сударыня, и я знаю, что мои слова доставили вам удовольствие.
— Я вас не понимаю, и вы меня понимаете плохо; если бы я не хотела вас больше видеть, кто заставил бы меня говорить с вами? Зачем я приехала бы сюда, стараясь встретить вас?
— Встретить меня! Очень лестные слова, я, может быть, поверил бы в их искренность, если бы вы не привезли с собой вашей милой подруги...
— Граф, — прервала его маркиза, — а почему вы один, без нашей знакомой графини? Она очень мила. Что вы скажете о ней?
— Скажу, что она очень услужлива!
Маркиза снова прервала его, притворяясь рассерженной:
— Графиня очень мила. Вам следовало привезти ее с собой.
— Конечно, сударыня, и вы, вероятно, поручили бы ей снова ту роль, которую она так великодушно сыграла.
— Как? Разве это я поручила ей занимать вас весь вечер, разве это моя вина, что вы без причины начали ссориться со мной и сто раз повторили досадную шутку, словом, довели меня до того, что я наговорила гадостей, которые вы поняли буквально и в которых я раскаялась бы, если бы, как я надеялась, вы вчера приехали и попросили прощения?
— И вы простили бы меня? Ах, как вы великодушны! Но будьте спокойны, я не стану злоупотреблять вашей добротой; я боюсь стеснить вас и огорчить мою юную родственницу, которая внимательно слушает и имеет уважительные причины не произносить ни слова.
— Что же я могу вам сказать? — ответил я сейчас же.
— Ничего нового для меня.
— Согласен, граф, вы знаете нечто, не известное маркизе, но, — прибавил я, делая вид, будто нарочно говорю шепотом, — будьте же сдержаннее, два дня назад маркиза не захотела нам поверить; что вам стоит и сегодня оставить ее в заблуждении, которое довольно пикантно.
— Недурной оборот дела, недурной. Вы, еще позавчера сама невинность, сегодня так изворотливы! Сразу видно, вы получили несколько очень хороших уроков.