Любовные похождения шевалье де Фобласа

Графиня любезно занимала меня и маркизу. Если она вспоминала, что госпожа де Фонроз находится в комнате, то лишь для того, чтобы сердитым движением руки или нелюбезным словом выразить ей свое неудовольствие. Де Линьоль тоже забыл о баронессе: все внимание придворного привлекал де Флорвиль, молодой человек, имевший такое значение в министерстве. Граф обхаживал его и страшно ему надоедал. Виконт скромно отвечал на благодарность графини и почти небрежно — на любезности графа. Глядя на его полное спокойствие, можно было подумать, что он забыл и о грозившей ему опасности, и о своей противнице. Однако чем меньше он, по-видимому, думал о госпоже де Фонроз, тем больше, как мне казалось, она его заботила. Время от времени Флорвиль бросал на баронессу горделивые и торжествующие взгляды; однако было бы непонятно, если бы маркиза, преувеличивая выгоды своего положения, смотрела на свою неприятельницу как на наголову разбитого врага, еще не покинувшего поле боя. Я, как трусливый воин, удивленный первым успехом, опасался второй схватки. Если мужество моего союзника меня успокаивало, то неутомимая настойчивость его противницы смущала и, опуская перед обеими женщинами свое пристыженное чело, я то надеялся, то дрожал, то восхищался, то молча наблюдал.

Баронесса смеялась над всеми. Она наказывала графа, который повел себя с нею столь невежливо, только комплиментами. Она мстила мне за коварство лишь мимолетными взглядами, полными укора и ласки, взглядами, которые в одно и то же время поздравляли и упрекали меня. Защищенная сознанием своей правоты, она противопоставляла гневу графини громкий смех, парируя величественные взоры своей соперницы горькими и грозными усмешками.

Некоторое время она молчала, собираясь с мыслями, потом встала, прошла в коридор, позвала одного из своих слуг, отдала ему какие-то приказания и вернулась, произнеся довольно громко: «Пусть мой кучер приготовит экипаж!»

Она велела кучеру быть наготове. Не ослышался ли я? О мой добрый гений! О гений, покровитель маркизы, благодарю тебя! Победа осталась за нами.

По желанию графа и с позволения баронессы разговор обратился на давно избитую тему. Господин де Линьоль посоветовал де Флорвилю не пренебрегать шарадами. Он говорил ему о болезнях души и о душе придворного. Так прошло около четверти часа; вдруг мы услышали выстрел, раздавшийся в некотором отдалении, потом во дворе замка кто-то закричал: «К оружию! Браконьеры!» Господин де Линьоль, заслышав воинственный клич, забыл и о шарадах, и о виконте, и о дворе. Он поднялся и бросился вон. Графиня, желая его успокоить, хотела было последовать за ним, но госпожа де Фонроз удержала ее:

— Ничего страшного, это лишь маленькая хитрость, чтобы удалить вашего мужа и, против вашего желания, изгнать отсюда вашу соперницу.

Графиня. Мою...

Баронесса. Да-да, несчастная, вы позволяете обманывать себя. Посмотрите же на этого молодого человека. Неужели по лицу и стану вы не видите, что это женщина? Неужели по ее ловкости, коварству, неслыханной дерзости вы не узнаете в ней...

Графиня. Это маркиза де Б.! Великий боже!

Маркиза(Фобласу). Друг мой, я с сожалением покидаю вас, но скоро получу о вас весточку. (Госпоже де Фонроз угрожающим тоном) Баронесса, рассчитывайте на мою благодарность и уважайте мою тайну. Берегитесь, не компрометируйте меня рассказами об этом происшествии! (Госпоже де Линьоль.) Прощайте, графиня, если вы будете столь благоразумной, чтобы не питать к виконту де Флорвилю злобы, он обещает вам не говорить о ваших слабостях маркизе де Б.

Она ушла в сопровождении баронессы.

7

Для того чтобы представить себе ярость графини, нужно не только быть такой же вспыльчивой и порывистой женщиной, но и гореть той страстью, какая пожирала ее. В первую минуту она остолбенела, изумление заглушило в ней гнев, но страшное спокойствие было непродолжительно, а взрыв злобы ужасен. Госпожа де Линьоль задрожала и побледнела, потом все ее тело стали сводить судороги, шея вдруг налилась кровью, губы задрожали, глаза загорелись, а лицо приняло фиолетовый оттенок. Бедняжка хотела кричать, но из ее груди вырывались только глухие всхлипы. Ее ноги бились об пол, слабые кулачки колотили мебель, она рвала на себе волосы, она осмелилась даже поднять святотатственную руку на свое очаровательное личико и из царапин, появившихся на щеках, закапала кровь. Какое несчастье для нее и для меня! Я не мог предвидеть таких жестоких последствий отчаяния! Истощенный болезнью, я все же нашел в себе силы выбраться из кровати и приблизиться к ней. Несчастная меня даже не заметила. Она бросилась к двери и глухим голосом произнесла:

— Пусть ее приведут ко мне! Я хочу отомстить, я ее растерзаю, убью!

— Элеонора, моя милая Элеонора...

Она услышала мой голос, обернулась и увидела посреди комнаты меня. Вне себя графиня бросилась ко мне.