Любовные похождения шевалье де Фобласа

Я увидел, что маркиза вот-вот расплачется, и хотел утешить ее самым нежным поцелуем; я хотел заговорить.

— Погодите, — остановила она меня, — погодите, мой друг. На следующий день я рассказала Жюстине о моем удивительном приключении; я все, все сказала ей, Фоблас. Она знает тайну моей жизни, самую сокровенную мою тайну. Мне казалось, она жалеет, любит меня; ничуть не бывало — она злоупотребляет моим доверием, предполагает всякие ужасы, в лицо говорит мне...

Жюстина залилась слезами; она опустилась на колени перед своей госпожой и молила о прощении. Я тоже просил маркизу не сердиться и тоже был сильно взволнован. Наши мольбы тронули ее.

— Я прощаю тебя, Жюстина, да, прощаю.

Жюстина поцеловала руку маркизы и снова попросила извинить ее.

— Довольно, — сказала госпожа де Б., — довольно, я успокоилась, все хорошо. Встань, Жюстина, и никогда не забывай, что, если у твоей госпожи и есть слабости, не следует полагать, будто она порочна. Помни: ты должна не чернить ее, а, напротив, прощать и сочувствовать ей; наконец, если не будешь верна и не будешь уважать ее, ты перестанешь быть достойной ее доброты. Ладно, малютка, — прибавила она со всей кротостью, — не плачь, встань. Говорю же: я простила тебя. Причеши его, и забудем все это.

Жюстина принялась за дело, боясь поднять глаза; маркиза не сводила с меня томных очей; мы все трое молчали, а потому одевание пошло скорее прежнего; теперь у меня было две горничных вместо одной. Пробило девять часов, пора было расставаться, и мы поцеловались на прощание.

— Поезжайте, шалунья, — напутствовала меня маркиза, — и щадите моего мужа. Завтра я подам вам весточку.

Я спустился с лестницы; у двери стоял наемный экипаж; когда я садился в фиакр, мимо прошли двое молодых людей. Они пристально взглянули на меня и позволили себе шутку, походившую более на грубость, чем на любезность. Это меня поразило. Неужели я вышел из подозрительного дома? Ведь он принадлежал приятельнице маркизы. И одет я был вовсе не как продажная женщина. Почему же прохожие посмеялись надо мной? Вероятно, их удивило, что хорошо одетая девушка, без слуг, одна, села в наемный экипаж в девять часов вечера.

По мере того как мой фаэтон68 продвигался, мысли мои принимали совершенно другое направление. Я был один и подумал о Софи; утром я недолго оставался с ней, а вечером почти о ней забыл, но если читатель захочет меня извинить, пусть он представит наслаждения, доставленные мне пленительной, красивой и страстной женщиной, пусть он узнает, что у Жюстины было прелестное шаловливое личико, а главное — вспомнит, что Фоблас

^{Теперь у меня было две горничных вместо одной, маркиза и Жюстина.}

только-только начинал постигать азы любви и что ему было всего шестнадцать!

Я вернулся к господину дю Портаю. Маркиз первым делом спросил, видел ли я его жену. Ответив «нет», я должен был солгать, но выхода не было.

— Нет, маркиз.

— Я так и знал; я был уверен в этом.

Его прервал господин дю Портай:

— Дочь моя, вы заставили себя ждать, нам давно пора за стол.

— Без брата?

— Он прислал сказать, что не будет ужинать дома.

— Как, накануне моего отъезда!

— Прелестная девица, — вмешался маркиз, — вы не говорили мне, что у вас есть брат.

— Мне казалось, маркиз, что я сказала это вашей супруге.

— Она мне ничего не передала...

— Не может быть!

— Даю вам честное слово.

— Маркиз, я вам верю.

— Дело в том, что это очень важно; иначе ваш отец подумает, что я только притворяюсь физиогномистом.

— Как так?

— Вы никогда не поверите, что со мною случилось. Войдя сюда, я узнал вашего брата, хотя никогда раньше не видел его.

— Неужели?

— Спросите вашего отца.

— Итак, вы его узнали; но, может быть, маркиза...

— Никогда не говорила мне о нем, клянусь.

— Да что вы!

— Даю слово.

— Значит, граф де Розамбер?..

— Нет, он тоже ничего не говорил.

— Однако, помнится, он при мне сказал вам нечто подобное.

— Ни звука, уверяю вас! — Маркиз начал сердиться.

— Значит, я ошиблась. В таком случае, вы замечательный физиогномист!

— О да! — обрадовался маркиз. — На свете нет человека, который так хорошо разбирался бы в физиономиях, как я.

Этот разговор забавлял дю Портая, и, желая продлить его, он прибавил:

— Следует признать, они действительно очень похожи.

— Конечно, — закивал маркиз, — конечно; но семейное сходство нужно еще подметить в чертах и уловить, а это умеют только настоящие физиогномисты. Отец, мать, братья и сестры всегда отмечены семейным сходством.

— Всегда?! — воскликнул я. — Вы полагаете, что всегда?

— Полагаю? Нет, я в этом уверен. Иногда сходство кроется в манерах, во взгляде. Кроется, говорю я, и его нелегко заметить. Между тем знаток отыскивает его, открывает. Понимаете?

— Таким образом, если бы вы видели меня, но никогда не встречали моего отца, господина дю Портая, и случайно столкнулись бы с ним в большом обществе, вы его узнали бы...

— Его? Узнал бы в тысячной толпе!

Мы с дю Портаем рассмеялись. Маркиз поднялся со стула, подошел к дю Портаю, положил руку ему на голову и стал водить пальцем по его лицу.