Люди и измы. К истории авангарда

Ни Малевич, ни другие русские авангардисты никогда не смогли бы разделить подобные взгляды. Ортегианскую критику тупого буржуа еще до некоторой степени можно сблизить с позицией представителей «Мира искусства», в частности с положениями статьи Д. Мережковского «Грядущий хам» (1906), которые и Бенуа, и сам Мережковский в середине 1910‐х годов пытались использовать для дискредитации авангарда. Но и чувствовавшие себя аристократами духа мирискусники никогда не были столь радикальны в своих социальных заключениях и прогнозах.

Вообще для поколений русской интеллигенции, воспитанных на нравственно-утопических доктринах XIX века, разрыв с традицией «возвеличивания „народа“» и практикой его просвещения был абсолютно невозможен. Достаточно привести несколько фраз Малевича, в которых он упоминает народ, или массу (Ортега пишет слово «народ» в кавычках, как нечто мифическое, а массу отождествляет с понятием «толпы»), чтобы в этом убедиться: «<…> народ <…> не надо долго учить Искусству, он сам на ¾ находится в Искусстве как таковом»[622]; «<…> я не хочу сказать, что Искусство должно принадлежать единицам, <…> ибо Искусство в чистом его виде, может, есть достояние каждого из массы»[623].

Здесь заключался источник драматизма во взаимоотношениях русского авангарда с обществом. Трудно охарактеризовать или даже просто перечислить пассажи Малевича на эту тему, разбросанные по его сочинениям разных лет; достаточно лишь наметить эволюцию его взглядов. В конфликте искусства и общества он видит несколько причин: консерватизм авторитетов от культуры, косность обывателя и темноту обманутого народа[624]. Но если в 1910‐х годах Малевич яростно ополчается на противников современного искусства, то в конце жизни уже ясно видит внутреннюю закономерность его непонимания.

Остро ощущая необычность положения художника-авангардиста (себя и своих друзей он в молодые годы называл «выродками времени»), Малевич стремился преодолеть социальную изоляцию, но не сливаясь с массой, а побеждая ее. Если сделать поправку на невозможное для него отождествление себя с элитой, то он, вероятно, согласился бы с такой программой Ортеги: «<…> новое искусство содействует тому, чтобы „лучшие“ познавали самих себя, узнавали друг друга среди серой толпы и учились понимать свое предназначение быть в меньшинстве и сражаться с большинством»[625]. А это требовало от художников стойкости убеждений: «Меньшинству приходится всегда оставаться при особом мнении»[626], – писал Малевич в 1918 году. Осенью того же года в ГСХМ Владимиром Татлиным был устроен митинг под лозунгом «Меньшинство в искусстве». Собственно, понятие «авангард», которым охотно пользовался Малевич в эти годы, включало в себя именно этот смысловой оттенок.

Но авангард, как известно, не столько сражается, сколько ведет за собой армию. И Малевич на протяжении многих лет продолжал настойчиво объяснять и популяризировать новое искусство, как бы не желая видеть фатальности его разрыва с обществом. Его усилия объясняются утопической верой в преобразование жизни на основах искусства, суть которого составляет беспредметность, то есть, согласно позднему Малевичу, бескорыстное и свободное творчество.

Наша современность должна уяснить себе, что не жизнь будет содержанием искусства, а содержанием жизни должно быть искусство, ибо только с этим условием жизнь может быть прекрасной[627].

Как видим, общественные «проекты» Ортеги и Малевича различны в содержательном плане, но их сближает одна особенность: оба мыслителя выводят свои социальные теории из опыта нового искусства; художественный авангард указывает им пути преобразования общества.

***

Итак, мы обнаружили немало общего в суждениях испанского философа и русского живописца, людей, чьи профессиональные интересы, жизненный опыт, вкусы, образование, политические взгляды были глубоко различными. Сделанные в разных культурных регионах и социальных условиях выводы о природе нового искусства заслуживают того, чтобы расценить их как объективное свидетельство.

Выше уже говорилось о синхронности появления рассмотренных работ. Интересна и некая топографическая симметрия: Россия и Испания – окраины Европы, в начале ХX века давшие художественному миру ярчайшие образцы авангардного мышления. Наряду с Пабло Пикассо и Сальвадором Дали Хосе Ортега-и-Гассет стал одним из тех великих испанцев, кто поразил современников новизной и радикализмом идей.

Казимир Малевич по праву занимает место в ряду крупнейших художников-новаторов ХХ столетия. Но тот факт, что его теоретические положения перекликаются с суждениями одного из самых блестящих европейских умов, заставляет немного по-новому взглянуть и на Малевича-искусствоведа.

Малевич и Родченко – разбегающиеся звезды [628]