Люди и измы. К истории авангарда

Утверждая, что бывшие бубнововалетцы «успокоились», Бенуа, конечно, был прав; однако их эволюция не была столь радикальной, как изменение его собственной позиции. На примирение с «русскими сезаннистами» повлияло другое – появление зрелого авангарда в лице кубофутуристов и беспредметников.

Уже знакомство с кубистическими полотнами Пикассо заставило критиков переоценить предшествующее искусство: рядом с чудовищами кубизма красочная живопись Сезанна и Матисса начала казаться радостной и гуманной. Тугендхольда в кубистах отталкивает настоящий «холод души», утрата «любовного внимания к миру» (к слову сказать, возмущает его и их убежденная станковость)[412]. Почти теми же словами, исполненными глубочайшей патетики, обращается к читателю Бенуа, потрясенный выставкой «0,10» и ее центральным полотном – «Черным квадратом» К. Малевича: для него это «попрание всего любовного и нежного», всего, «что есть на всем свете самого пламенного и возвышенного, самого тайного и радостного»[413]. Это уже не «ледяная вершина», а смертельный холод пустоты, распространившийся по бесконечному пространству современной культуры и всей современной жизни. Апокалиптический взгляд Бенуа, сближающий авангард с мрачной атмосферой мировой войны, разделяет и Тугендхольд, пытающийся противопоставить этим явлениям традиционную русскую духовность:

…Пафосом подлинно французского искусства является равновесие чувства и интеллекта… Стихией же русского искусства было всегда глубоко религиозное отношение его к жизни (колористическая жизнерадостность народного творчества и, наоборот, покаянность и нарочная скромность интеллигентского искусства). Это ничего, что в Мюнхене мы учились азбуке рисования. Это хорошо, что на Сезанне мы учимся художественной форме, но будет худо, если мы откажемся в искусстве от нашей русской духовности (выделено Тугендхольдом. – И. В.) – особенно теперь, когда мы боремся с германской культурой, холодной и бездушной, культурой не словесного, но железного футуризма[414].

Показательно, что оба критика не замечают ни фольклорных, ни нигилистически-интеллигентских корней русского авангарда и полностью отлучают его от духовной проблематики.

В этой ситуации «обжорная живопись» Машкова, Кончаловского и других «валетов» воспринимается ими как воплощение душевного здоровья, «теплоты» и человечности. Правда, критики не устают повторять, что в картинах этих художников присутствует «тело», но недостает «духа», и ждут какого-то грядущего искусства, в котором «встретятся: добрая культура стиля, подлинная жизненная значительность, хорошее ремесло ценной техники. Сейчас всем этим, вместе взятым, не владеет никто: ни одно направление и ни один художник. Но к иным из них будущее обратится за отдельными элементами, из которых оно сложит свое искусство». «Мир искусства» даст стиль, а из «Бубнового валета» «по преимуществу возьмет будущее другой элемент – „культуру палитры“, добротное мастерство живописания»[415].

Та же мысль будет звучать и у Тугендхольда, ретроспективно оценившего путь «валетов» как «крупную художественную миссию сближения русской живописи с французской культурой»[416], как твердое следование «линии живописного мастерства, которую, в сущности, один только и вел в новом русском искусстве „Бубновый валет“ за все четырнадцать лет своего существования»[417].

Эволюция понятия «русские сезаннисты» отразила разные стадии и перипетии конфликта между новым русским искусством и художественной критикой. В его основе лежало не отсутствие проницательности или дальновидности у пишущих об искусстве, не дерзость и агрессивность художников-авангардистов, вообще не чьи-либо личные качества, но беспрецедентная динамика художественного процесса в России начала XX века, в которой головокружительная быстрота соединилась с решительностью пересмотра всех эстетических ценностей.

…Из этой истории следует, что броские определения, которыми награждают какое-нибудь направление, могут иметь лишь относительную ценность и, при всем их удобстве, ограничивают жизнь художественного течения и мешают признанию отдельных художников (Анри Матисс).

Русский авангард и Сезанн: этапы постижения.Существовал ли русский сезаннизм? [418]

Влияние Сезанна на художников русского авангарда никогда не подвергалось сомнению. Все они почитали французского мастера, а основатели общества «Бубновый валет» даже получили у критиков наименование русские сезаннисты.