Люди и измы. К истории авангарда

В этом плане можно по-новому взглянуть и на историю авангардистских конфликтов и ссор и попытаться объяснить их не только личными качествами участников, но и описанным выше противоречием, которое разрешалось подчас в болезненных формах. И здесь хотелось бы коснуться одного сюжета, начавшегося в том же 1913 году, в котором происходит окончательное укрепление позиций кубизма и его размежевание с предшествующими течениями.

Я имею в виду историю первых футуристических постановок – трагедии «Владимир Маяковский» и оперы «Победа над Солнцем». Сама комбинация этих произведений и до поры до времени гармоничный альянс их авторов парадоксальны. Стоит только зрительно представить себе, с одной стороны, выходящего на сцену без грима, в обычном, не сценическом костюме Маяковского, произносящего от первого лица собственные стихи, и с другой – погруженных в кубизированные костюмы-конструкции фантастических персонажей оперы, разрываемых мечущимися бликами прожекторов, чтобы почувствовать почти полную несовместимость принципов создателей этих зрелищ. И действительно, их дружная совместная работа вскоре оборвалась.

Завязавшиеся в начале лета 1913 года тесные контакты художников – «баячей будущего» Матюшина и Малевича с Маяковским поначалу казались многообещающими. Встречи Малевича и Маяковского происходили в Кунцеве, где начиная с мая 1913 года, оба снимали дачи; иногда в этих встречах принимал участие приезжавший к Малевичу Клюн. С Матюшиным Малевич состоял в интенсивной переписке, посвящая его во все важнейшие события своей жизни. В это время Малевич создавал картины и рисунки в духе кубофутуризма и с увлечением разрабатывал проект задуманного им театрального представления, торопя и подстегивая других участников – автора текста А. Крученых, композитора Матюшина и выступающего в роли координатора действий И. Школьника. «Не могу покойно сидеть, мелькают разные картины постановки», – пишет он Школьнику[442]. Вероятно, так же активно Малевич воздействовал и на Маяковского, многого ожидая от нового творческого союзника. В одном из писем Матюшину (между 21 и 23 июля) есть часто цитируемая фраза: «У Маяковского выходит такая драма, что восторгу не будет конца…»[443]

Именно на даче в Кунцеве Маяковский, по воспоминаниям Клюна, написал одно из своих стихотворений «в духе кубизма» – «Исчерпывающая картина весны»[444]. Другое, «Из улицы и улицу», вероятнее всего, появилось в те же месяцы. Существуют два отзыва Малевича о последнем стихотворении, сделанные в устной беседе с Харджиевым (вероятно, это две разные записи одного и того же высказывания): в более сдержанном он называет «Из улицы и улицу» «наиболее удачным опытом „стихотворного кубизма“»[445]. В другой записи художник заявляет, что оно написано под его, Малевича, прямым влиянием[446]. Любопытно, что такого рода опыты в наследии Маяковского окажутся единичными. Можно вспомнить и то, что именно в июле 1913 года поэт пишет первые статьи о театре, очень близкие по духу июльской декларации «баячей», призывающих «устремиться на оплот художественной чахлости – на Русский театр и решительно преобразовать его»[447], а иногда звучащие в его устах достаточно парадоксально:

Ненависть к искусству вчерашнего дня, к неврастении, культивированной краской, стихом, рампой, ничем не доказанной необходимостью выявления крошечных переживаний уходящих от жизни людей, заставляет меня выдвигать в доказательство неизбежности признания наших идей не лирический пафос, а точную науку, исследование взаимоотношений искусства и жизни[448].

Однако написанная им и поставленная через несколько месяцев трагедия «Владимир Маяковский» никак не отвечала этим заявлениям; больше того, как раз была до некоторой степени «неврастенией», культивированной рампой и стихом, да и краской, если учесть, что авторами декораций были Филонов и Школьник – наиболее экспрессионистические по духу живописцы среди авангардистов. Не только лирико-патетическая интонация, но и некоторые темы изобличают в авторе трагедии экспрессиониста: гипертрофия личного «Я», его одиночество в безликой толпе, город; сюда же можно прибавить еще одну тему ранней поэзии – животных, которые прекраснее и «чище» (выражение Франца Марка) людей – люди, как известно, у Маяковского грязные[449] («…взгромоздитесь, грязные, в калошах и без калош»).

Дальнейшее становится хорошо понятным: разное отношение современников к двум постановкам футуристического театра; отзыв Матюшина, который, очевидно преодолев увлечение талантливостью Маяковского, разглядел в нем нечто принципиально для себя и своих соратников чуждое: