Люди идут по дороге

У Женьки
С Преображенки
Такие в душе оттенки,
Что сам он
Готов хоть в саван,
Готов хоть под нож, хоть к стенке.

Вчера мы зверюгу-опера во мгле ночной отловили —

Он шьёт нам дела, как пуговицы. Но смотрим — не он, не тот!
Но, раз уж попался — вот тебе! Мы рыло ему набили,
Ведь мы же на зверя этого охотились целый год!

«Ребятки!

Включай обратку! —
Женёк призывал к порядку,
Не то ведь
Судьба отловит, —
Самих нас расплющит всмятку!»

Мы сделали то, что сделали, а нам бы его послушать,

Но ступор у нас, оскомина от всей его трескотни.
Пока мы до дома шлёпали, он нам проорал все уши:
«Конец нам, ребята, если мы такие же, как они!»

И через

Такую ересь
Ему кореша приелись,
И с нами,
С его братья́ ми
Все песни его отпелись.

Эх, видно не зря в лице его нам жизнь подавала знаки.

Он в штопор от нас, в запой ушёл, а нам-то и впрямь капут,
А мы через год угробились в аварии, в автозаке —
В троллейбус какой-то врезались, когда нас везли на суд…

1981

«По улице по Каланчёвской…»

По улице по Каланчёвской
Иду с растрепанной причёской,
Колючий дождь ко мне цепляется,
Шумит, бузит, как горький пьяница,

И по асфальтовым обочинам,

По тротуарам раскуроченным
Иду, пою, почти что трезвый я,
Мерцает месяц, словно лезвие,

Как будто дьявол взял под нож мою

Москву — старуху суматошную.
Эй, ты, кривая, злая, лютая,
Я молод, весел, я люблю тебя!

По улице по Каланчёвской

Иду походочкой нечёткой,
А в переулках с утра до ночи
Менты снуют — не все там сволочи,

Верчусь, как ключ в замочной скважине:

«Неужто, братцы, не уважите!
Светла печаль ночами летними,
Я вам налью, и вы налейте мне!»
Туман вдали, потёмки мутные,
Душа поёт! Девчата ждут меня!

По Каланчёвке, как под плёткою,

Бегу, скачу, стучу чечётку я!
Вверху блестит чего-то, светится —
Юпитер, Марс или Медведица,

Шарфом машу: «Эй, вы там, чудики,

Рули сюда на звуки музыки!
Я дам вам килек и горошечку
Под водку с пивом, под гармошечку!»

У трёх вокзалов, вон, веселие,

Я пью со всеми. В доле, в деле я!
Ура! Баланс держу упрямо я!
Бурлит красавица-Москва моя!
Поёт и пляшет, во хмелю хрипя.
Эй, ты, я вот он, я люблю тебя!

1979

«Дождь-доходяга отморосил, от мира сего отцепился…»