Люди идут по дороге

Дождь-доходяга отморосил, от мира сего отцепился,
Вдаль по-пластунски уполз во тьму поздний, пустой трамвай,
В чёрное небо светофор дёрганым глазом впился,
И во дворе на скамейке спит мирный алкаш Николай.

Звёзды ведут хоровод над ним, и вороньё хохочет,

И дядя Вася — дворник, друг рядом присел на край.
Рогом ворочает в небесах месяц, начальник ночи,
Тихо вздыхает — он видит всё — светит: «Держись, Николай!»

Вот милицейский мотор хрипит, как человек в удавке,

Люди из окон глазеют вниз, слушают свист и лай,
Люди горды: мы не пьяны, мы не лежим на лавке,
Нас никуда не увезут. В общем, прощай, Николай!

«Не отдавайте его, он свой!» — галки, грачи кричали,

Он пропадёт — грянет ваш черед сгинуть ко всем чертям!
Люди под лампами пили чай, со смеху подыхали,
Гладили кошек, несли, смеясь, ложки к раскрытым ртам.

Ветер деревья ломает-гнёт, гложет кору и корни.

Снова машина рулит во двор, льётся из кружек чай.
Всех увезли. Нет никого. Лишь дядя Вася, дворник,
Возле скамейки скулит, как пёс: «Эх, Николай, Николай!»

1980

«Снова кровь бурлит во мне, волнуется…»

Снова кровь бурлит во мне, волнуется,
Снова март звенит ручьями талыми,
Но в окне напротив — через улицу —
Ты платком печально помахала мне.

Дождик потихоньку капает,

По щекам меня царапает.
Холодно сегодня очень мне,
Пропадаю на обочине!

Тыщу раз родня твоя удавится,

Но со мной не пустит на свидание.
Ты — в очках учёная красавица,
На гитаре шпарю в ресторане я!

Дождик, злой, холодный, капает,

Горло мне впотьмах царапает.
Эх, за что такие ночи мне,
Пропадаю на обочине!

Мне б любви и счастья хоть немножечко,

Ты со мной своё откуролесила,
Наглухо захлопнула окошечко,
Насовсем закрыла, занавесила!

Дождик прямо в душу капает,

Сердце мне, подлец, царапает.
Холодно, тоскливо мочи нет!
Пропадаю на обочине…

1977

«Любовь у меня — хоть сейчас околеть…»