- Еле дотянешься, бывало. Опять же - если в карауле стоишь. В мороз, на
ветру как промерзнешь - так, кажется, душа заходится. Кожух такой до пят -
тулуп - давали, как на пост идти. Так и тулуп этот не поможет - все равно
холод проберет...
- Эге, до печенок доймет!
Старый Даметик начал было говорить: это что, вот в Маньчжурии мороз так
мороз, на лету все живое губит, - как в хату ввалилось еще несколько
мужикев. Среди них был и Андрей Рудой, аккуратно выбритый, с тоненькими
усикамикрылышками огненного цвета, в фасонистой городской шапке, - первый
в Куренях политик и оратор.
Рудой подошел последним, поздоровался с Миканором не так, как все,
неловко, по-деревенски, а, сняв фасонистую шапку, чинно поклонился.
Пожимая руку, поздравил:
- Со счастливым возвращением, Миканор Даметьевич!..
Рады вас, так сказать, видеть снова на нашей куреневской почве...
Мужики не впервые удивлялись деликатности его обхождения, но никто не
пробовал подражать ему: не каждому дана такая ловкость.
- Унтер у нас на батарее был, - вспомнил Грибок. - Ну и унтер: кулаки
по пуду! Как даст кому - тот сразу с копыт обземь!.. А теперь, правда, не
бывает, чтобы кого били?
- Пускай бы ударил какой бы ни был командир. Его бы так проучили, что
навек закаялся бы!
- А если, бывает, иной не слушается? - вмешался Хоня. - Командир ему
одно, приказывает сделать что-нибудь, а он - не буду и не буду! Не бывает
разве таких?
- Бывает всякое. Только все равно не бьют никого. Другим методом берут.
Объясняют больше, что к чему. Что значит служба в Красной Армии и кому мы
служим.
- А если он все равно не слушается, - не отступал Хоня, - не судят?
- Судят. А только больше - на сознание бьют.
- Слыхал я, что аж под Минском на маневрах быть приходилось? - опередил
какой-то новый вопрос надоедливого Грибка Андрей Рудой.
- Был. На окружных ученьях.
Андрей Рудой хотел расспросить об этих ученьях, но тут вмешался
Чернушка, перепутал все:
- Как там земля, под Минском?
- Земля как земля, - попробовал было вернуть разговор к ученьям Рудой,
однако Миканор возразил:
- Да и не сказать, чтоб такая, как наша. Намного суше... Болота
попадаются редко, можно сказать, больше - поля, поля да лес. И лес, можно
сказать, другой - чистый сосняк... Очень много холмов. Бывает, как глянешь
с какойнибудь горы, так только и видишь: холмы да холмы, поле да лес. На
сколько хватает глаз...
Хоня спросил:
- Может, такие, как в Мозыре?
- Поменьше. Таких, как в Мозыре, нет! - Миканор сказал это как бы с
гордостью: он служил в Мозыре.
Разговор теперь уже заинтересовал Василя. Никогда за всю жизнь не был
он дальше Хвойного, только раз добрался до Мозыря, который показался такой
далью, словно там был конец света. А людей вон и дальше заносит, и
удивительно - и там земля, и там живут!..
- И как это оно: земля без болота! - будто не поверила Даметиха - Как
это может быть, чтоб без болота!
- От баба! В Маньчжурии так не то что болота, а и кусточка на сто верст
не увидишь. Голо, как на полу...
- У нас, в Михайловке, тоже земля была! Как масло, грец его! Возьми на
хлеб да мажь, - похвалился Чернушка полузабытой Черниговщиной.
- А тут куда ни кинь - болота до болота! - пожалел Губатый Алеша. -
Кочки да жабы!..
- Без жаб там, видно, скучно. - Хоня, а за ним Алеша и Петро
захохотали. - Без таких песен!
- Слышал я, - проговорил Миканор, - один ученый в Мозыре доказывал,
приезжал к нам с докладом: на болоте земля, доказывал, - первый сорт. Без
навоза родить может! ..
- Только осуши - и сей, - поддержал Андрей Рудой. - Особенно любят эту
землю овес, конопля, всякая техническая культура.
- Осуши! Если этим топям конца-краю нет.
- Генерал тут когда-то был вроде, - вспомнил Игнат, отец Хадоськи,
которого за привычку к месту и не к месту вставлять слово "вроде" прозвали
"Вроде Игнатом".
Андрей Рудой подтвердил:
- Исторический факт! Инфанктерии генерал Жилинский.
Личный друг царя...
- Друг он или не друг, не знаю. А только вроде ученый очень, инженер.
Да и то сказать: хоть царя и скинули и генералов вместе с ним, а все ж
генерал - это тебе не наш темный лапоть... Все науки прошел!..
- Науки его были не пролетарские! - возразил Рудой.
- Какие они там ни были, а все ж науки, - сказал Вроде Игнат. - Так он
вроде двадцать лет бился с болотом, поседел, высох как щепка, а чего
добился? Копает, копает, - не он, конечно, а люди приведенные, - а оно,
болото, пока в одном месте выкопают, в другом уже ряской заросло.
- Это ж под Загальем покопали тогда, - напомнил Даметик. - Там, видно,
и следа нет...
Даметиха поддержала:
- Что бог дал, то один бог и переменить может! А не человек, козявка.
- Это вы напрасно, Халимоновна. Передовые ученые еще при царском
режиме, так сказать, о человеке другое учили.
Не говоря о теперешних, о большевиках, учили: человек - не козявка!
- Не знаю, чему они учили, а только козявка был, козявка и есть ..
- Это глядя какой человек! - возразил Хоня. - Один, бывает, - козявка,
а другой - герой!
- Человек - существо. Так сказать, он и мошка и он же - властелин, царь
природы! Это еще поэт Некрасов учил, а также Толстой, Лев Николаевич!