Конечно, во всех многочисленных рецензиях речь шла, в основном, об Олеге Борисове (а затем о сменившем его в роли Павла Валерии Золотухине) — иначе и быть не могло. Ведь в пьесе Дмитрия Мережковского (и, соответственно, в спектакле Леонида Хейфеца) остальные персонажи выписаны словно акварельными красками на фоне мощного, маслом созданного портрета тирана и шута в одном лице, в чем-то сходного с Калигулой. Тем не менее Леонид Хейфец уделил и другим действующим лицам немало внимания: граф Пален, воплощенный Геннадием Крынкиным, наследник престола Александр, сыгранный Борисом Плотниковым, возлюбленная императора княгиня Анна Гагарина (Ольга Васильева), императрица Мария Федоровна, сотканная Людмилой Чурсиной как будто из мелких, но по-своему броских стежков, — все они были не просто «на месте», а раскрывали в той мере, в какой им это было дано, трагическую историю государства Российского на определенном этапе ее существования.
Справедливо отмечая, что Павел является центральной фигурой, обрисованной режиссером и артистом мощно, выпукло, ярчайше, о других артистах в рецензиях говорилось досадно мало. А жаль!.. Они того стоили. Ведь совсем не случайно расхожее выражение о том, что короля играет свита, — даже самая незаурядная фигура без окружения может утратить очень и очень многое. И, хорошо ведая этот закон, Леонид Хейфец каждому дал свое маленькое, но отчетливо слышное слово — свой эпизод в череде стремительно несущихся событий того самого отрезка времени, о котором выдающийся историк В. О. Ключевский писал: «Я не разделяю довольно обычного пренебрежения к значению этого кратковременного царствования; напрасно считают его каким-то случайным эпизодом нашей истории, печальным капризом недоброжелательной к нам судьбы, не имеющим внутренней связи с предшествующим временем и ничего не давшим дальнейшему: нет, это царствование органически связано как протест — с прошедшим, а как первый неудачный опыт новой политики, как назидательный урок для преемников — с будущим».
Ощущая это, как принято говорить, всем строем мысли, нервами и кожей, Леонид Хейфец ставил свой спектакль именно об этом, обнаружив далеко не случайные, совершенно закономерные совпадения с происходящим на его и наших глазах. И потому для режиссера был важен каждый, абсолютно каждый из участников, вплоть до одного из участников заговора, бренчащего на гитаре мальчика-гвардейца, которому, как писал один из рецензентов, «государя угробить, что „стакан лафиту“ опрокинуть».
И в этом смысле одной из самых интересных показалась мне рецензия критика Ирины Мягковой, опубликованная в газете «Советская Россия»: мимо внимательного и доброжелательного взгляда не прошли персонажи «первого» и «второго» плана, те «мелочи», которые режиссер выстраивал кропотливо, словно обтачивал алмаз, были замечены и оценены.
В частности, Ирина Мягкова писала о Людмиле Чурсиной: «Смешав все карты этикета, показав присутствующим язык и убежав из залы, царь через минуту возвращается, чтобы попросить прощения за шутку, приласкать жену. То есть, „выскочив“ на мгновение из правил, он к ним же возвращается. Но стоит Марии Федоровне проявить излишнюю доверчивость и допустить в проявлении супружеской ласки чуть больше положенного этикетом, как Павел презрительно скидывает с себя ее руку: „Что за комедия?!“ И за этой фразой — история обманутого доверия, застаревшей ненависти и скуки.
При этом Олег Борисов так жесток, что императрицу становится жаль… В этой роли у Л. Чурсиной есть в высшей степени достойно сыгранный эпизод. После убийства Павла она обратится к сыну таким спокойным и светским тоном, что станет явным — за этим безумное потрясение: „Теперь вас поздравляю, вы — император“. И эта не вполне по-русски построенная фраза, это потрясение, почти привычно спрятанное за этикетом, заставляет нас снова почувствовать ее одиночество чужестранки…»
Я хорошо помню спектакль «Павел I», отдельные его мизансцены стоят перед глазами и несколько десятилетий спустя. И полностью разделяю то ощущение, которое описано Ириной Мягковой: пронзительную жалость к женщине, так непоправимо одинокой в далекой и чужой стране с дикими и непостижимыми для нее нравами. Людмила Чурсина в небольшой, но очень важной роли сыграла «взгляд со стороны», который, может быть, не так много значил для Дмитрия Мережковского, как для Леонида Хейфеца и — спустя долгое время — для нас, сегодняшних…
Перечитывая сегодня пожелтевшие страницы газет с рецензиями на спектакль «Павел 1», я думаю о том, как много в них политических аллюзий, оправданных и не всегда оправданных, как много надежд и чаяний, так и не сбывшихся или сбывшихся совсем не так, как мечталось. Таким было время, диктовавшее совершенно определенный взгляд на культуру и искусство. Это — закономерно.
Может быть, отчасти потому и столь немного внимания уделялось актерским работам?..