— Девочки рассказали мне твою тайну, — прошептала Алинка. Глаза ее сияли восхищением. Это лишнее. — Ты спасаешь друга из лап бандитов! Какой ты смелый и благородный…
— Эй, ты, френч и галифе! Ты готов? — герр Мосин кивнул на винтовку. Пневматика. До бронзовой белки на крыше метров тридцать, не меньше.
— Спасибо, — засмеялась я. Он за дурачка меня держит? Совсем не уважает. — У меня есть кое-что получше.
Я вытащила револьвер. Стало тихо. Только щелкал мух хвостом по крупу тяжеловоз.
— Бамм! — сказали часы на башне.
Время вышло. И вряд ли Блоха его соблюдал. Таким всегда плевать на договоры. Я прицелилась и выстрелила.
Крики «попал!» и «патруль!» раздались одновременно. Поднялась не то что бы суета. Отнюдь. Просто некоторые люди вставали из-за столов и уходили прочь. Атмосфера праздника исчезла. Я сунулась было к деньгам.
— Не так быстро, малыш! — поймал меня за рукав владелец тира. Смотрел с холодным любопытством. — Надо еще поглядеть, куда ранена наша старушка Тирле. А заодно узнать, что ты за ком с горы. Патруль!
Я без затей двинула его сапогом в середину голени и сразу в пах, чтобы уж наверняка. Цапнула пригоршню монет, сунула за пазуху. Могучий возчик уже летел хозяину на выручку. Со стороны Банка на площадь ступили люди в черной форме. Четверо. Их автоматы пока смотрели короткими дулами в землю. Эх! Прости меня, старый Мартин! И все мирные люди здесь. В два прыжка я очутилась возле битюгов. И дунула им в пахучие теплые носы, сначала одному, потом второму. Здоровенные животные очень медленно подняли тяжелые головы на толстых кормленных шеях. Их инстинкт жизни был слишком сыт и отвык прочно от потрясений. Но запах зверя нашел лазейку, проник в бесхитростные души и расписал все ужасы салями. Кони выдали горестный вопль и поперли буром домой. Все полетело к черту! К Неназываемому! Дамы, не дамы, столы, стулья, посуда, плюшки, колбаса. Все орало, бегало и билось друг о друга. Из болтающегося в разные стороны фургона раздавалась заводная музыка и сыпались монеты, но никто их не подбирал.
— Вот это да! — Алинка появилась в дверях булочной. Судя по зеленым бутылкам в обеих руках, она за сидром спускалась в подвал, теперь смотрела на площадь, открыв рот. — Я же только пять минут назад…
— Проводи меня к Городским воротам, милая, — полупопросила, полуприказала я. Схватила забывшую сопротивляться барышню за руку и потащила в ближайший переулок.
Люди, с одинаковым рвением бегущие с площади и наоборот. У большинства на лицах застряло удивление, смешанное с испугом и еще чем-то, сильно смахивающим на злорадство. Мы лавировали между ними с ловкостью карманников. Алинка громко дышала, прижав к груди в клетчатом фартучке две бутылки шипучки, как талисман. Не отставала.
Дома скоро стали ниже, а прохожие попадались все реже. Солнце уверенно двигало к закату. Картинки вычурных крылец и палисадников сменили заборы сплошняком.
Никто больше не топал громко за спиной. Я опоздала безнадежно и решила перейти на шаг. Алинка благодарно кивнула и пошла спокойно рядом.
— А не больно-то жалуют герра Мосина в ваших местах, — заявила я, отбирая у Алинки из рук бутылку с яркой фольгой на горлышке. Холодная.
— Дед говорит, что у него денег куры не клюют. Дом трехэтажный с лифтом, представляешь? Сад и даже фонтан есть. А тотализатор он держит для прикрытия, чтобы разговоры городские подслушивать и сливать имперским. Руки у тебя, Левушка, как у девушки, — она с улыбкой смотрела, как я некрасиво расковыриваю обертку.
— Нормальные руки, — пробухтела я. Оставила бутылку в покое.
Внезапно улица уперлась в высоченные, окованные железом ворота. Лес, из которого их сделали, навевал инопланетные фантазии. Заклепки размером с мою голову.
— А где кабак? — я огляделась. Ничего, кроме глухой стены в обе стороны не обнаружила. Где-то жарили мясо на углях. Я сглотнула голодную слюну.
— Никаких кабаков здесь нет, и не было никогда, — спокойно заявила Алинка, с трудом открывая калитку в исполинской створке.
— А с той стороны? — не желая верить, я вышла вслед за девушкой за городскую черту.
Ничего. Стена из серьезных каменных блоков и обрыв. Мясом несло оттуда. Я подошла к краю и заглянула. Дым клочковато-красный. Солнце почти село.
— Где тошниловка? — спросила я у сырого тумана. Ерунда какая-то!
— Все, дальше я не пойду, — подошла Алинка. Села на траву, закуталась плотнее в шаль. — Ты прости, Левушка, но правда, нельзя дальше. Если меня поймают, у деда будут неприятности…
— Да ладно тебе, я справлюсь, — я села рядом, обняла подругу за плечи. Она с привычной ловкостью открыла яблочную шипучку. Вкусно!
Двадцатилетней давности воронка от многотонной бомбы поросла степным разнотравьем. Ее плоское дно виднелось в дыму костров не слишком понятно. Что там?