Лоббист (СИ)

Свой рассказ Волдеморт начал с истории. Альфард считал себя образованным человеком и ему были знакомы большинство из показанных событий. Изможденные подростки с отрубленными конечностями из Бельгийского Конго. Голод и разруха опустошенного революцией Петрограда. Окопы первой мировой войны, человеческие силуэты с лицами скрытыми за пугающими черными масками противогазов со стеклянными кругами на месте глаз. Долгие очереди истощенных безработных, стоящих на морозе ради жалкой тарелки супа. Железные кованые буквы “Труд освобождает”, за которыми было видно небо, изуродованное клубами жирного чёрного дыма. Сироты послевоенной Европы, потеряно бродящие по выжженным пустошам в поисках еды и крова. Это был маггловский мир во всем его уродстве, как будто наслаждавшийся своей враждебностью ко всему человеческому.

Альфард молчал и только тяжело дышал, а Волдеморт говорил. Короткие, ясные фразы: он не заходился в пароксизме отвращения, не давился слюной от гнева. Он комментировал со спокойной отстраненностью исследователя, тонко подмечая самые ужасные детали, как прозекторским ножом вскрывая любое лицемерие и псевдо-моральное притворство. Любому было понятно, что он прекрасно знает, о чём говорит.

Экскурс в маггловскую историю незаметно перешёл в современные реалии магической Британии. Альфард с невольным отвращением смотрел на унизительную нищету Лютного Переулка, утопающего в нечистотах. Поместья обедневших семей медленно предавались запустению — изображение гниющей под осенним дождём библиотеки вызвало в нём чувство невероятного опустошения и безнадежности. Молодые выпускники Хогвартса, неспособные даже вызвать патронуса и не надеющиеся найти хорошую работу без связей. Заросшие, покинутые поля и тут же баржи с зерном и товарами с континента. Некомпетентные, дряхлые и самоуверенные судьи Визенгамота, презрительно относившиеся ко всему, созданному в последние пятьдесят лет.

А потом воспоминания закончились, но изображения продолжили меняться. Неизвестным волшебством Волдеморт показывал ему будущее таким, каким он сам его видел. Это не была райская утопия всеобщего счастья, но волшебники там выглядели сильнее и выше, полные спокойного достоинства, которое редко можно было увидеть в настоящем. Это были картины, внушающие надежду своей основательностью, своим величием и благородством в изначальном, самом истинном смысле этого слова.

И ни на секунду его не покидал голос Тёмного Лорда. В нём было всё больше сдержанного воодушевления, будто он рад был наконец-то поделиться с кем-то своим виденьем. Он спокойно, но увлеченно объяснял, что им вместе предстояло сделать, чтобы достигнуть того или иного результата. Все его замечания были как никогда острыми, все идеи трезвыми и продуманными. Альфард мог только молча внимать, жадно выпивая до капли каждое изображение богатства и процветания, которым с ним щедро делились.

Альфард чувствовал, что представление подходило к концу. Сила воронки ослабевала, на периферии зрения он уже мог разглядеть всё ту же светлую гостиную, а в полушаге от себя излучающее магическую мощь присутствие другого волшебника.

Но он не мог дожидаться, пока иллюзия совсем закончится. Не думая — это было так сложно, не думать, но это было единственным условием его успеха — он за долю секунды вытащил скрытый под мантией трехгранный стилет и одним безошибочным движением вонзил его прямо в сердце все еще говорившего Тома Риддла.

Волшебство необычного думосбора окончательно рассеялось в ту же секунду, как тело волшебника с глухим стуком упало на пол. Яд по секретному рецепту Алексии Блэк поражал нервную систему так быстро, что даже самый сильный маг современности не успел ничего сделать. Рубиновая рукоять стилета всё ещё торчала из тела, как извращенное подобие свечи на праздничном торте.

Через несколько секунд Альфард сам упал на колени, задыхаясь. Он не мог прекратить смотреть на труп, не мог заставить себя успокоиться и прийти в себя, не мог даже закрыть глаза и сделать один-единственный вдох. Все эмоции, мысли и чувства, которые он почти уничтожил в себе, спрятав за уродливыми и грубыми окклюментативными щитами, теперь вырвались наружу, грозя смести его, как гигантская штормовая волна сметает песчаный замок на берегу. Он силой вызвал в себе изображение Северуса, как тот выглядел во время их прогулки к снежным эльфам первого января. “Северус в безопасности, Северусу ничего не угрожает”. Эта мысль поднялась в хаосе его сознания, медленно собирая и приводя в порядок все остальные.

Альфард не знал, сколько просидел так на коленях, закрывая голову руками и бессмысленно таращась на неподвижную грудь Тёмного Лорда и торчащую из неё рукоять, как венцом окруженную пятном бурой крови. Он с большим трудом осознал, что кто-то ещё вошёл в комнату, аккуратно притворив за собой дверь.