Лодка в протоке

— Да просто! — сказала Надейка.—Его Мирош-ничиха тазиком воспитывала, чтобы гусят не душил. Он молодой был, глупый, а гусята вылезут из загородки и в чашку, где у него еда была. Он ухватит гусёнка за шею и душит. А Мирошничиха его тазиком, тазиком по морде! Сейчас к ним за молоком придёшь, Гром залает, а Мирошничиха только тазиком или ведром стукнет, он сразу в конуру прячется. Она тазиком вход в конуру прикроет, и он сидит — не высовывается.

— Так это п я видела,— сказала Нюся,— когда за спичками к ним ходила.

Гомка промолчал. Он тоже знал об этой слабости Грома, а вот не додумался до такого.

— А кому письмо? — спросила Нюся.

И тут все заинтересовались: для кого же они старались, в самом деле.

Женька выхватил из рук Надейки конверт и громко прочитал:

— «Кедровская средняя школа, директору...»

— Наверно, от моего папы! — воскликнула Надейка.— Нет, какое-то казённое...

— А ты хотела от папы? — участливо спросила Нюся.

— Конечно, он скоро в гости приедет. Я его ещё ни разу не видела. Хотя... видела, когда мне годик был, только ничего не помню.

По дороге ребятам повстречалась тётя Клава.

— Достали-таки? — обрадовалась она.— Ну давайте сюда.

— Тётя Клава, это Капитолине Ивановне письмо,— сказал Женька.— Мы сами отдадим.

— Ишь какие прыткие! Этак никакого порядку не будет. Штамп на почте надо поставить? Надо. Да-вайте-давайте!

Ребята с сожалением расстались с письмом и побежали в школу.

ЗЕЛЁНЫЕ СОБАКИ

Никогда Тамара Константиновна так не уставала от урока. То и дело открывались двери: «Тамара Константиновна, можно войти?» Пол-урока прошло, если не больше, и тут наконец ввалилась последняя пятёрка.

— Где вы пропадали?

— Мы за письмами, Тамара Константиновна,— бойко ответила Нюся, заплетая косичку.

— Письма давно подобрали. Такая большая перемена, можно было успеть.

— Там был Гром...— опять начала Нюся.

— Может, ещё и молния была?—усмехйулась учительница.— Снимай-ка лучше, Стрижко, пальто да иди к доске. А вы все тоже раздевайтесь, садитесь и пишите в тетрадях.

Придерживая косичку, которую так и не успела заплести, Нюся пошла к доске.

— Пиши,— диктовала Тамара Константиновна.— «Зелёные сопки гляделись в озеро». Как напишешь «в озеро»? Слитно или раздельно?

— Раздельно.

— Полным ответом.

— Я напишу «в озеро» раздельно.

— Почему?

— Потому что «в» — предлог.

Такими же «полными ответами» Нюся объяснила, как она проверит безударные гласные в словах «озеро», «гляделись», «зелёные».

— Хорошо, пиши.— И учительница пошла по рядам, уверенная, что уж теперь Нюся напишет правильно.

С Нюсей Стрижко у неё было много забот. Неусидчивая, нетерпеливая девочка. Если не получается что-нибудь, сразу же бросит. Тамара Константиновна чуть ли не каждый день оставалась с ней после уроков, и Надейка Боровикова помогала подружке. Дела у Нюси пошли лучше, и Тамара Константиновна радовалась и боялась, как бы Нюся не успокоилась и опять не разленилась.

Неожиданно учительница услышала хихиканье — вот уже весь класс хохочет, покатывается.

— Что такое?

Растерянная Нюся тоже ничего не понимала. Строчки, написанные ею, лезли по доске снизу вверх, но ребята смеялись не над этим. Тамара Константиновна прищурилась и прочитала: «Зелёные собаки гляделись в озеро». Сначала ей тоже стало смешно, но она тут же спохватилась: смеяться нечему, так старались, так разбирали каждое слово, и вот нате вам. Эта Стрнжко такая несобранная девочка! Стоит и улыбается, будто так и надо, ямочки на щеках.

— Садись, Стрижко! Сотри всё, что написала!

На перемене только и разговоров в классе было,

только и смеху над «зелёными собаками». Особенно изощрялся Женя Смородин.

— Нюсь, а Нюсь,— говорил он,— а это случайно не лягушки были, а ты их за собак приняла? После Грома...

— Ой, умираю! Ой, умираю! — взвизгивала Аллочка Макущенко — красивая кудрявая девочка, которая очень любила посмеяться над кем-нибудь, но не любила, когда над ней смеялись.

— Хватит вам! — рассердилась Надейка. Она-то видела, что Нюся хоть и улыбается', но губы у неё дрожат.— Иди сюда, Нюся, я тебе покрепче косички 8аплету.

ХРАБРЫЕ ОХОТНИКИ

Ромка и Надейка дружили с двух лет, вместе ходили в детские ясли, потом в детский сад. Обычно отводила их и брала обратно Любовь Михайловна, Ромкина мать, а когда Любовь Михайловна дежурила в больнице — она работала медсестрой,— за ребятами приходил отец Ромки, Николай Васильевич. Он сажал Надейку на плечи, Ромку брал за руку, и так они шли по селу. Капитолина Ивановна часто отлучалась то по вызову в районо, то в город на совещание директоров школ. Тогда Надейка и совсем переселялась к Шурыгиным.

Любовь Михайловна всё жалела, что у неё нет дочки: она любила шить, а на мальчишку не разошьёшься — рубашка да штаны. Зато уж для Надей-ки каких только платьев не нашила, сарафанчиков всяких, фартучков!