Как раз в тот момент, когда я отрезал или, уж не помню, выдернул последнюю прядь, я услышал это жуткое завывание позади дома. Да ты знаешь — оно не прекращается ни на секунду и лишь временами звучит потише. Не пойму, что это такое, но, должно быть, оно как-то связано с этой дьявольщиной. Что-то очень знакомое, но я никак не могу сообразить. Когда я услышал его в первый раз, у меня сдали нервы, и я в ужасе выронил отрезанные волосы. Но мне довелось испугаться еще больше, потому что в следующий момент эта треклятая коса бросилась на меня и принялась злобно хлестать по лицу одним концом, свернувшимся в некое уродливое подобие головы. Я ударил мачете, и она отступила. Отдышавшись, я увидел, что это чудовище выползает из комнаты, извиваясь, как огромная черная змея. Некоторое время я не был способен даже пошевелить пальцами, но когда оно скрылось из виду, я сумел взять себя в руки и побрел следом. Я шел по широкому кровавому следу, ведущему наверх. В конце концов я очутился здесь, — и будь я проклят, если не видел, как оно набросилась на несчастного, полубессознательного Марша, как до этого кидалось на меня! Оно шипело, словно обезумевшая гремучая змея, а потом обвилось вокруг него плотными кольцами. Он только-только начал приходить в себя, эта гнусная змееподобная тварь добралась до него, прежде чем он успел встать на ноги. Я знал, что в ней заключена вся ненависть той женщины, но у меня не хватало сил оттащить ее. Я старался как мог, но тщетно. От мачете не было проку — я не мог воспользоваться им, иначе изрубил бы Фрэнка на куски. Я видел, как эти чудовищные локоны сжимались вокруг бедного Фрэнка, как его душили у меня на глазах — и все это время откуда-то с полей позади дома доносился этот жуткий вой.
Вот и все. Я набросил на картину покрывало и надеюсь, что его никогда не поднимут. Эту штуку нужно сжечь. Я не смог отодрать чудовищные кольца от мертвого бедняги Фрэнка — они въелись в его тело, словно щелок, и судя по всему, утратили способность двигаться. Этот змееподобный жгут волос, кажется, испытывает некую порочную привязанность к человеку, которого убил — он намертво прижимается к нему, и так застывает навечно. Тебе придется сжечь беднягу Фрэнка вместе с ним, но ради Бога, не забудь проследить, чтобы он сгорел без остатка. Он и его картина должны погибнуть ради сохранения нашего мира.
Может быть, Дэнис сказал бы больше, но в этот момент нас прервал новый всплеск отдаленного плача. И тут мы оба догадались, что это было такое, потому что переменившийся наконец ветер донес до нас разборчивые обрывки фраз. Мы могли бы и сами догадаться, ибо часто слышали подобные причитания. Это голосила в своей хижине, венчая ужасы кошмарной трагедии, древняя зулусская ведьма Софонизба, преклонявшаяся перед Марселиной. Мы расслышали кое-что из ее воплей, и нам стало ясно, что эта колдунья-дикарка была связана некими тайными узами с наследницей древнего ужаса, которая только что была уничтожена руками моего сына. Некоторые из ее причитаний свидетельствовали о ее принадлежности к дьявольским культам.
—
На этом вопли не стихли, но это было все, что мне удалось расслышать. По выражению лица Дэниса я понял, что они напомнили ему о чем-то ужасном. Его стиснувшая мачете рука не сулила ничего хорошего. Я понимал, что он в отчаянии, и попытался обезоружить его, пока он не натворил новых бед.
Но было слишком поздно. Старик с больной спиной не на многое способен. Последовала страшная борьба, и я до сих пор не знаю, в какой именно момент он покончил с собой. Не уверен также и в том, что он не пытался убить и меня. Последние его слова были о необходимости уничтожить все, что связано с Марселиной кровно или через брак.