Читаем Лоскутная философия (СИ) полностью

Да. Но они, эти вещи, в фильмах на фоне, мол, фактографии: типа золушка чистит кольца Гриз'oгоно или моет пол под экраном LG (Samsung); либо город покажут, где она мается, а в том городе Даша с Маней гуляют в поисках вот таких же мук, как у бедненькой золушки. Вот и кажется ложь реальностью: чт'o отсутствует дано в том, чт'o присутствует. Но есть вещи, коих нет начисто, - а пленят людей. Нет, к примеру, "добра", есть лишь смысл о нём. Дал кто нищенке хлеба - вот и "добро" вам. Нет "добра" в чистом виде; есть умозрение, что наплёл Сократ, призывавший искать "добра" - высшей ценности. Мир с Сократа начал любить "добро" вне его связи с вещностью. Отвлечённое, "добро" ожило, оплотнилось, приобрело вид сущего. Вслед иные идеи стали реальней подлинной жизни. Вместо чтоб просто жить, претворяют "добро", "законность", "совесть", "гуманность", "патриотизм". Взболтнёт кто, что, дескать, родина не вполне "добра" с точки зрения, скажем, личной свободы, - вмиг того в зону. Или кто ляпнет против "морали" - гнать того. В моде клятвы: социум для того чтоб увериться, что все служат идеям, общим понятиям, заставляет им клясться. Так клялись в партии, в комсомоле и в церкви. В армии до сих пор юнцы присягают тому, что пока им не ясно и не понятно в силу их возраста. Хомо сапиенс обретает свой статус, лишь поклонившись общим понятиям, кои заняли трон мыслительный и вот-вот оккупируют трон реальный. Как-то проснёмся, а вместо Бога - Этика и Спортивная Честь царят. Знал людей, что не плакали после гибели близких, - плакали, что "Спартак" проиграл "Динамо". Взрыв страстей наблюдался в годы дебатов о христологии (кто Христос, человек или Бог всё ж?); "единосущность" либо "различие двух природ или сущностей" разделяли народы; численность "ликов" в догме о Троице доводила до битв.

Небывавшим вещам, то бишь, поклонялись активней, чем существующим. Факт, что, слыша о детских домах и нищих, всемство стенает по "милосердию", "гуманизму", "чуткости", но едва помогает словом и делом, бурю эмоций, мыслей и подвигов адресуя абстракциям. Сидя в кресле, можно комфортно, не напрягаясь, быть альтруистом, плакать по жертвам войн и трагедий - и одобрять затем переброску сограждан в воинской форме в зоны конфликтов.

Странная власть у них, у вещей, коих нет.

Твердя про рай, что отсутствует, поступаю как все. Рай форменно есть не менее голливудистых золушек, эльфов фэнтези, суперменов блокбастеров. А сюжет, что меня потрясает, это когда Адам, съев плод знания зла/добра, рухнул в бездну, полную домыслов, отвлечённых понятий, универсалий и представлений - несуществующей всей предметности.


591

В дни кончины Союза, краха сов. общности, ломки образа мыслей граждан великой прежде державы, срыва культуры в бездну похабства, я заявил всерьёз, что тот факт, что Россия у дна, доказывает её святость, иноприродность как чистогану, так его ценностям; что ей лучше исчезнуть полностью в подтверждение святости, ведь сей мир чужероден ей. Не оплакивать, то бишь, надо Россию, надо гордиться русским коллапсом. Если нас гонят с лица земли, то ведь сказано, что "блажен", кто был изгнан за правду, ибо его "есть Царство Небесное" (Мат. 5, 10), и "блажен" поносимый, также гонимый ради Христа; возрадуйтесь, нам воздастся на небе. Мне возразили: "Родину хаешь!" Так, не иначе. Чуть не побили.

Ладят под благостных, православно-смиренных, сим не являясь и огрызаясь, стоит причислить высшие свойства, в кои рядятся, к праотцу их - к эдему. Что сказал Августин, мэтр церкви, с кем православный спорить не может, не оскорбляя д'oгматы веры, раз на патристике зиждится христианская практика. "Знал ворчащих, - пишет блаженный, - что, если все решат воздержаться от случек, как уцелеет род человека? О, кабы всем захотеть сего, но в любви, с чистым сердцем, с чистой совестью и с неложною верой: мигом пришло бы Царствие Божие, ведь быстрей бы закончился мир сей". Вот мысль Христа; почтив её, Августин разве стал кретин, как злящийся на подобный исход какой-нибудь моралист, церковник или брадатый обрядоверец? Сходно и я пророчил гибель России, ведь, кроме вещного, есть удел сверхфизический, - и подвергся обструкции пенных ртов "православных". Как же, представьте, было непросто бл. Августину, звавшему на тот свет не одну лишь Россию, но все народы... Мне, впрочем, хуже. Род людской можно хаять свободно, всё человечество можно слать хоть в монтану, а вот пошли туда личность явную либо скоп таких, - ты пропал, считай, в суд потащат либо забьют. Прикончили же торгаш Анит и рифмач Мелит Честь Афин и Вселенной, то есть Сократа.


592

Вновь к Августину. Факт, большинство людей отнесут его к психам. Как так: от жизни звать в смерть? расхваливать ценность смерти? О, христиане! В храмовой пышности слушают речь священников, славословящих нравственность, - но живому Христу не верят и Августин для них как безумец.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне
12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги