Читаем Лоскутная философия (СИ) полностью

Бог просит: "Верь в Меня". - "Во что именно?" - "Я есмь Жизнь, в Меня верящий не умрёт. Жить хочешь?" - "Истинно!" - "Стало быть, всё оставь и иди за Мной". - "Почему же не здесь, - кричу, - а единственно там?!"... Молчит... Ибо пусть Он и Бог над всем... но, возможно, и нет Его? Нас спасал? Вдруг обманывал? А что главное, вдруг устал и решил быть Не-Богом: Он ведь всевластен. Но, в этом случае, боком выйдут нам "полевая трава" Его без заботы о хлебе и об одежде, и "подставление щёк" врагам, и, первейшее, "несбирание" здесь, где "ржа", также "лилии кольми паче", - если оплатят их там, не здесь. Здесь, с младенческих писков до гроба, есть только муки... плюс ещё кот в мешке для потом. Во что станет мне вера? В то, что не жил свой век, а стремился в фальшь, в nihil?! Ну, а как плутни? Может, чтоб избранным не встречать конкуренций, нам - ложь загробия? Вдруг привада (Иисус Христос) "воплотилась" слить всех нас в "лилии кольми паче" п'oд ноги избранным?! Любишь притчами, Бог мой? Слушай: нам ни на что жизнь после. Далее: если здесь-сейчас кто не властен, то и потом. Здесь низшее? Но примат духа значит, что Ты материю мнёшь, как глину. Ты же бессилен здесь. Ты, мол, там силён, на том свете? Ладушки. Но по мне, скажу, правда здесь-сейчас, где добро и зло смешаны, где идеи и вещи вместе, где мы и пл'oтяны, но и в духе. Здесь она, полнота и безмерность, клад и источник! Здесь-сейчас весь моток судьбы, после - нить Ариадны... То есть, Бог, моей жизни, краткой, особой, невозмещаемой, нужно исподволь, по задворкам течь в этом мире ради загробий?! Твой Павел спёк Тебя, против собственной воли, тем допущением, что язычники, рудеральная поросль, хоть не знали "Закона", но знали "совесть" - путь, дескать, к избранным. Усмотревши в нас совесть, Павел не смог понять, что она ключ к не меньшему, чем Христос, и опять нам Христа внушал. Он хотел нас во псы, что пасутся при боссах, при иудеях...

Я как безумец, спорящий с внутренним. Я носил в себе Библию как колун, не желая колоться... Всё, надо вон колун! Срок. Пора! Чаю тронуть вымя вселенной, но без того, чтоб мне прежде внушали, Бог или дядя, как это делать.


390

Нет вольных мыслей. Прячутся за традиции, за мораль и политику... за блеватскость , в конце концов, как зовут образованность и апломб. Лень мыслить? Вдруг разучились? Вот же проблема! Дадено плыть в ширь жизни - а личность плавает в каботаже и подтверждает всяк час лояльность нравственным жестом. Искренность гибнет; гибнут естественность, непосредственность и перцепция чувствами: перцептируют разумом. Вместо вольного танца - па из балета, где всем известно: если танцовщица завращалась, то повторит раз двадцать.

Нормы господствуют, оттого что мы приняли образ нашего бытия за должное и ему пали в ноги. Всё в бытии, мы верим, крайне разумно. Всё в нём сакрально, всё предначертано имманентными схемами. Остаётся служить ему, без того чтоб пускать мысль в небо. Кто верно служит - тот получает. Вот и выходит, что образованный как бы вроде чиновник вольных-де взглядов в сущности - догматичный баран, кой учит: "Петь - так взахлёб чтоб, пить - до конца чтоб..." Экая мудрость! Входит в ум Августин, блаженный, что догадался, что добродетели суть пороки.

Так и сидят всю жизнь под двумя-тремя догмами, что дают власть и деньги, числятся в людях... О, с каким смаком тот образованный вроде как бы чиновник стёр бы с лица земли тех, кто не пел "взахлёб" и не пил "до конца", но зачем-то чего-то ищет.

Фальшь правит миром.

Скучно и больно.


391

Рос, созревал я - и стал разумным, сведущим, в чём "добро" моё. Романтизм, а иначе эдемский строй чувств мой, меркнул и блёкнул. Я прекращал знать Ж как великий мир тайн, как чудо, как перл природы. Я не искал вверху. Я низвергнулся к паху; флёр Вечной Женственности крылся вещностью женских ног и толчков между ними. Я видел женщину потребляемой и униженной этим (мнил я превратно). Как говорится, "слава Аллаху, Кто заключил эдем в щели женщины!" Это стало визиткой Ж. Я теперь не смотрел в лицо, я смотрел много ниже. Ноги - вот женщина! Надо, глядя ей в очи, мыслить подъюбочность.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне
12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги