Читаем Лоскутная философия (СИ) полностью

Класс этот горд собой. О себе мыслит так: мы лучшие. Почему? Потому что взять низший класс - что он может? жрать, пить и трахаться? отработал, пришёл домой - и к TV на диван с бухлом? Но и высший класс мерзок: да, образован в некоей мере, вплоть что и Йелем; да, интересами не в таблоид; часто умел весьма... - но ведь гнил душой, аморален! Все состояния, как являет мир, взяты наглостью, грабежами, сходно и ложью, то есть безнравственным низким образом, нарушающим нормы. Мы же, срединные, не такие. С детства работали и велись тягой к знаниям. Васька мяч гонял - мы учили уроки. Мы напрягались, портили нервы. Дашка по клубам - а мы на лекции, в бакалавры. Труд, труд и труд. Извечный. Профи ведь всем нужны. И мы стали топ-профи. Но и, опять же, высший класс в ниццах в ваннах с шампанским, низший класс в парках с воблой и пивом - мы конспектирим, ходим на выставки, упражняем мозг; само-, так сказать, -образуемся, повышаем проф. уровень. Как и велено, чтоб, мол, в поте труда есть хлеб. Благонравно, морально. Даже сакрально.

Вот он, класс средних, здравый, моральный плюс "золотой"-де, мнил Аристотель.

Но, коль подумать, впрямь нет подлей, лицемерней среднего класса. Чт'o суть все знания и умения, чем он горд, как не средство умелее, безупречнее, претворить в жизнь гнусности - чтоб сыметь тридцать сребреник? Например, сочинить флэшмоб по заказу элиты или сдизайнить цимус из пакости, чтоб прельщать ею быдло в выгоду высшим. Всё это выполнив - получить титул профи, отяжелить счёт в банке и, с чувством гордости за талант свой, нравственно слушать Б'aскова, Нюшу или Трещоткина. Вкусы средних - тоже ведь средние: выше Басты, конечно, ан ниже Баха.


441

Вот пример, что в раю, отвернувшись от Бога к мыслимой вещности, чтоб судить её от добра и от зла, мы пали: век назад, при Советах, при дефиците массовой вещности, мы хотя б задавались "злыми" вопросами, напрягались, рыскали в духе. Споры на кухне трогали не одну лишь политику с бытовизмом, но философию и влеклись к трансцендентному. Выходили Платон, Кант, Лейбниц, Гегель и Ясперс, их покупали: пусть не читали, но открывали - и вдруг какая-то мысль трогала: скажем, та мысль от Канта, что бытие вещей непостижно, их как бы нет вообще, пусть вы даже о них и расшибли лоб... Но пришёл 92-ой с базаром. Бросив дискуссии да листание мудрых, кинулись в вещный мир... И тотчас пали ниже. До европлинтуса. Люд погряз в вещах. Ажитация вокруг сотовых чего стоит, вплоть что есть клубы всяческих брендов, где разбирают, сколько у тех или этих "труб" пикселей, сколько дюймов дисплей и прочее. Люд в рабах у компьютеров, у смартфонов, у соц. сетливости; он холоп достижений в знании зла с добром, в первородном грехе то бишь.

Мы мобильник изучим; нас похоронят вместе с мобильником, вспомним древних, что хоронились вместе с их скарбом. Но пользы нет как нет. Истин нет ни в смартфонах, ни в инстаграмах. Истина в Боге. Но мы на Бога смотрим, признаться, только на Пасху. Ибо и Богу, как остальному, прежде великому, дали место и время, где и когда представляться детям Адама, занятым вещностью.

442

Вспоминаешь, что этика быть пошла с первородных грехов познания "зла" с "добром", скреп морали и всей культурщины, то есть самый моральный был змей из Библии, брат Адама, - и стынешь в ужасе. Вместо "образ-подобья" Бога, я вдруг стал образ-подобье змея?


443

Мудрый даос - В чём смысл жизни, золотая?

спиритке Я не знаю, ты не знаешь.

о смысле жизни И от этого у нас

мысли лезут в свистопляс.

У тебя - в мистичность далей,

в бестиарий, в Третий Рейх,

и в готические залы,

и в напевы лорелей.

У меня намного проще:

мне бы женщину найти

и в дубовой, скажем, роще,

отыскать в неё пути.

Я-то знаю: в ней секреты!

не в Делёзе и не в По!..

О, единственная, где ты?

Ты в которой из эпох?


444

Где ключ враждебного отношения к миру: к рубке лесов, ловле рыб, осквернению недр, задымлению воздуха, токсикации рек при всём том, что треть этак добытого вскоре сгнивает непотреблённым? Где ключ коллапсов, губящих род людской? Ключ - в раю, где библейский змей объявился с внушением принять знание зла с добром; т. е. прибыл с судом решать, в чём добро и в чём зло, против Божьей морали, в том состоящей, что всё "добро зел'o" (Быт. 1, 31). В этот миг мозг Адама выдумал нормы собственной этики, игнорируя Бога. Так, он немедленно принял райский сад "злом", а себя самолично принял "добром". Естественно: стал бы он себя резать, как резал дерево? стал бы драть себя, как зверей? Не стал бы. Этим он бы вредил себе. А "добру" не вредят отнюдь, его холят, даже и любят... Нет, прежде любят, а после холят. Вот и Адам возлюбил себя вместо Господа Бога. Это губительно. Отказаться любить всей душой и всем разумом и всей крепостью Бога (Втор. 6, 5; Лук. 10, 27) это, по сути, прелюбодействовать, бросив Бога, и самому пропасть.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне
12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги