Ловец акул

А вечером все наше отделение собралось перед теликом, сидели на подоконниках, сидели на полу, сидели на спинке и на подлокотниках дивана, на нем самом, конечно — яблоку негде упасть просто. Глядели футбол, страстно болели за Союзную сборную на чемпионате, тем более матч с бельгийцами вышел напряженный. Проиграли мы в последний момент, взревели дементные деды, заматерились мужики, заплакали кретины.

— Суки, а! — сказал Миха.

— Да еб ее мать, где эта Бельгия-то находится вообще?! — это я возмущался. — Плевок на карте, а во! Откуда у них там вообще спортсмены?

— Да полстраны в сборной у них небось!

— А еще полстраны бабы!

Так уж мы ругались на бельгийцев этих, обидно было — невероятно, я злой такой сидел, и все вокруг искрили. Я глянул на Светку-медсестру, она отвела глаза, щеки у нее раскраснелись, не то от того, как отъебали нашу сборную, не то от того, как я ее отъебал.

Миха мне прошептал:

— Смотри мне. Это моя девушка.

— Да нахер ты ей нужен, а? — спросил я и хотел было уже вернуться к поражению и погибели нашей сборной, как вдруг один из безликой, безмерной толпы дементных дедов, от которого я слова ни разу не слышал, вдруг сказал:

— Все. Пиздой страна накрылась.

Прозвучало это не в полной тишине, но после таких слов она, тишина полная, наступила немедленно.

Не знаю, думаю дурики что-то чувствовали, они тоньше сонастроены этим самым колебаниям, которые вертят историческое колесо.

Вопль второй: Пролетарии всех стран

— Пролетарии всех стран, — сказал нам тут один сатирик. — Извините.

Анекдот года, значит. Я поржал — ну очень смешно же мужик задвинул. И тут я посмотрел на Юречку и неожиданно понял, как на самом деле страшно и отчаянно грустно.

Это, значит, почти семьдесят лет пролетарии всех стран объединяйтесь, а потом вдруг извините, хуйня какая-то вышла, ну забудем же? Будем дальше жить без этого всего. Значит, все, во что верили и во что не верили, весь фон жизни моей и мамы моей, он вдруг не весит больше нисколечко, даже немножко не весит? Он легче пера, что ли, как сердце египтянина?

Тупо, конечно, шутку объяснять, а? Тупорыло просто. Но я смотрел на Юречку, который отдал руку стране, флаг которой спустили с Кремля, и как-то я вдруг понял, почему от смешных шуток сердце разрываться так может.

Лажово вышло, это да. Я, конечно, хотел зажить, и чтоб вкуснотища всякая в магазах, и вообще в ажуре все, но, когда все с бешеной скоростью завращалось, уже и я ничего не понимал.

Мы сидели втроем перед телевизором. На новогоднем столе стояла у нас еще дымящаяся сковородка с макаронами по-флотски и банки с солеными огурцами. Огурцы в банках плавали одинаковые, не то что какие-то разные рецепты там, просто как-то уж совсем было бы обидно, если б на новогоднем столе так мало всего стояло.

Мамочка сказала:

— Суки они все.

Шампанского у нас не было, но мама разбавила спиртом жиденький, почти безвкусный яблочный сок.

— Все, что ли? — спросил Юречка.

Все, в общем-то, еще восьмого декабря было, или двадцать пятого, я, короче, запутался.

— Да хер его знает, — сказал я. — Может, все, а, может, не все еще.

Не, не вопрос, в свободу я, конечно, верил, но свободу на новогодний стол не положишь. Первые минуты нового года мы молчали, как рыбы, потом мать махнула стакан яблочного сока со спиртом, и мы последовали ее примеру.

— Ну, — сказал я. — За то, чтоб завтра не было хуже, чем сегодня!

— Это только если ты работать пойдешь, — сказала мне мамочка. — Двадцать лет, здоровый лоб, троглодит.

— Двадцать три, — сказал я. — Вообще-то.

— Ну-ну.

— Все, кончай мне мозги парить, поняла?

— С паршивой овцы хоть шерсти клок.

— Пожалуйста, — сказал Юречка. — Успокойтесь уже, Новый Год, все-таки.

— Все-таки, — сказала мамочка. — Все-таки на работу ему пора.

— А я что, по-твоему, не пытаюсь?! — рявкнул я.

Юречка помассировал виски. Новогодние ночи у него были долгие, из-за салютов сердце колотилось, корвалол пил чуть ли, сука, не стаканами. Я всегда окна прокладывал ватой еще, дополнительно, но помогало слабо.

— Пытается он, знаю я, как ты пытаешься, понял?

— Да закрой ты пасть уже.

— Ты поговори мне еще так с матерью.

Не, ну я правда пытался, только что там с моих стараний-то? Шерсти клок. Ну, иногда получалось там халяву какую у соседей перехватить, на то мы и жили, в общем-то, а мать меня все равно пилила.