Ловец акул

— А, у меня бизнес. Типа сеть аптек.

Юречка поглядел на меня с печалью, Вера сказала:

— Ого! Как называются аптеки?

— Так и называются! Аптеки! С зеленым таким крестом!

Она громко, развязно засмеялась. Когда-то я Веру обожал. Не сказать, чтобы мы встречались, скорее уж ебались по дружбе. Мы были в одной компании, вместе винтились. Я глядел на нее и не мог понять, взялась ли Вера за ум по-настоящему. Она всегда была тощей, как палка, зубы у нее испортились уже давно, пара прыщиков на лице ни о чем конкретном не говорила, а руки закрывали рукава длинного черного свитера.

Юречка когда-то был в Веру влюблен. Он в этом не признавался, тем более, что их разделяла разница в шесть лет. Нет, после двадцати это уже мало значит, но, когда Юречка отправился нести свет народам Афганистана, Верке было всего-то шестнадцать лет.

Верка как-то сказала Юречке, что будет им гордиться, если он поедет. Я с Юречкой тогда все ругался по этому поводу, а Верка вдруг за него вступилась, сказала:

— Поезжай, если считаешь правильным. Никто за тебя твою жизнь не проживет.

И как-то она так это сказала, что больше уже Юречка свой Афганистан не обсуждал.

Теперь-то пожалела, наверное.

А когда он вернулся без руки, Верка с ним встречаться не стала. Мне так кажется, она была сильно влюблена в меня, но я встречаться не хотел, а хотел только винтиться. Вот такая у нас вышла сложная история. Верка в соседнем дворе жила, мы с детства тусили, это на продавленном диване ее родителей я впервые телку поимел. Верку я знал невероятно хорошо, до сих пор мне помнилась каждая ее родинка, помнилось, какая она между ног на вкус. Я ее тогда исследовал хорошо, мог бы диссер написать, столько у меня материала было.

И вот прошло много лет, и сидела передо мной совсем уже взрослая женщина, а родинки у нее были все те же, все на тех же местах. Я знал ее тело, оно и изменилось, и нет.

— Женили тебя уже? — спросила она, когда я поставил перед ней тарелку с яичницей.

— Скоро ребенок будет, — сказал я уклончиво. — А тебя-то, шалаву, замуж взяли?

— А я сама не пойду!

— Иди за Юречку, он возьмет. Под руку тебя поведет!

Я заржал, чуть не подавился и пристыженно замолчал под Юречкиным взглядом.

— Понял, — сказал я. — Не дурак.

— А, может, есть чего выпить? — спросила Верка.

— Есть самогонка домашняя. Сослуживец с Украины прислал.

— Горилка! — сказал я. — Наливай горилки!

Посидели мы хорошо, повспоминали Заречный, наши улочки, наши магазинчики, наши леса и речки, нашу дорогу на Ебург.

— Сережка Белый, кстати, умер, — сказала Вера.

— Да? Серьезно?

— Сторчался совсем, сердце не выдержало.

— Во жизнь!

Другие из нашей дворовой компании кто Москву, кто Ебург штурманули, а что там с ними стало — этого никто уже не узнает, разве что случайно.

— Я в Заречном была недавно, к родителям ездила, — сказала Вера. — Бабки все поумирали, грустно очень.

— Да, — сказал Юречка. — Мы уезжали, как раз Тамару Тихоновну схоронили. Это которой ты, Васька, окно разбил.

— Да, с Сережкой Белыком, как раз.

Уже совсем стемнело, когда Вера хлопнула себя по коленкам, сказала:

— Ну, парни, пора мне, а то ночь-полночь.

Я тут же вызвался ее проводить, потом глянул на Юречку.

— Ну, или у меня дела, не знаю даже.

Но Юречка изрядно погрустнел.

— Да нет, — сказал он, пожав пустым плечом. — Какой из меня защитник?

На улице холодина такая оказалась, я сразу поежился, а Вера прижалась ко мне.

— Брр! — она по-собачьи встряхнулась, а я понял, что, может, хочу еще чего от нее по-собачьи.

— Красивая ты, — сказал я.

— Я помню.

Она развернулась ко мне, приподнялась на цыпочках и коснулась носом моего носа. Я вспомнил о Лапуле, и как-то сразу мне Верку расхотелось.

— Я соскучился по тебе очень, как по подруге, — сказал я.

— А я, может, не как по другу по тебе скучаю, — бросила Вера.

— У меня, кстати, моя девка завтра приезжает утром. В девять, что ли.

— А, — сказала Вера. — Тогда зачем спать?

Четкая баба, не без этого.

Мы шли под легким снежком, под сильным, уверенным светом фонарей, под нереальным, фиолетовым, как бы инопланетным небом. Хорошая выдалась ночь и ужасно романтичная. Некоторое время мы молчали. Потом я спросил:

— Что, тебе Юрка совсем не нравится?

— А должен?

— Ну, раз я тебе нравлюсь.

— А ты другой совсем.

— В смысле богатый?

Она поглядела на меня, как на дурака.

— А ты раньше тоже богатый был, что мне нравился?

— Ну, нет.

Я вдруг понял, что тачку мою мы прошли, развернул Верку.

— Ой, не туда.

— Совсем ты окосел!

— Тебе не удастся этим воспользоваться!

Мы засмеялись. Когда сели в машину, стало полегче. Может, обстановка не такая романтичная. Вера достала бледно-розовую помаду, накрасила тонкие губы, внимательно глядя в зеркало заднего вида, а я завел машину.

— Куда тебя?

— К тебе, — сказала она.

— А ты упрямая.

— Еще какая.

О чем-то мы с ней ржали, о чем-то, знаете, совсем детском. Бывает такое, когда встречаешься с человеком из прошлого, вдруг включаешься в старые игры, хотя ты давным-давно и не ребенок.