Ловец акул

И мне было почему-то с ней рядом так щемяще грустно, как, не знаю, в своей комнате в Заречном, наверное, стало бы. Но в то же время я испытывал и какую-то нежность, к ней, к тому себе, который был с ней.

А Вера? Наверное, и у нее такой кайф был от меня, что вот она снова не то что молодая, а маленькая даже.

Пахло от нее хорошо, дезодорантом и мужским одеколоном. Ей еще в детстве нравился "Шипр", я ей дарил даже.

— Слушай, а хочешь нахреначиться? — спросила вдруг она, глядя на сверкающую в снегу ночную Москву.

— А? Ты чего, на винте еще, курица?

Вера махнула рукой, на которой мигнуло в свете пролетающего фонаря простое металлическое колечко.

— Да ну, это старье. Сейчас покруче уже вещи есть.

Я хитро глянул на нее. Больше меня об этом никто не знал.

— Амф, — сказала она.

— Это типа кокаина?

— Только ебашит дольше.

— Во прикол! Я слышал! Это ж про движло все, типа в клубасе там? Хочешь в клубас?

Почему-то я думал, что в клубасе с ней не пересплю. Ну, то есть, это ж не домой ее везти.

— А поехали, — сказала Верка. — Я вообще сначала винт бросила. Амф нюхать начала на том курсе, понемножку, чтоб к экзаменам готовиться. Присоветовал там один.

И я понял, что немножко ей завидую. В смысле, отучилась она, знания у нее. А у меня что за знания? О том, как узбеки капсулы с героином отмывают? О том, как человек умирает от очереди автоматной?

Вот это знания, ясен хуй.

В общем, мы у первого попавшегося ночника остановились, в машине закинулись. Амф был по типу кокоса, но нос драл немилосердно, и настроение странно подкидывал вверх и швырял вниз. Не было чистого кокосового счастья, радости быть живым и целым.

Не было и теплого моря, разливавшегося внутри от героина.

Физически я почти сразу почувствовал себя хуево: сердце колотилось, будто его палкой треснули, как молодую лошадь, болело и сдавливало в висках. При этом я чувствовал себя сильным, невероятно выносливым, настроение было азартное, но какое-то злое, хотелось ввязаться в драку да помощнее, хоть в Мировую Войну.

Мы долго танцевали, закидывались цветными коктейлями, вкуса которых я не чувствовал. Было радостно, как когда-то в ее тесной квартирке в Заречном, где мы прижимались друг к другу под аккорды "Кино".

Теперь вокруг звучала совсем другая музыка, в ней не было слов и мелодии, оставался только бешеный ритм. Я сказал:

— Верка! Как жизнь-то повернулась!

Вернее, я крикнул. Закричала и она:

— И так странно, что мы встретились!

Мы гасились снова и снова, пока от амфа в голове не помутилось окончательно. Вроде я мужику какому-то вмазал, а потом кто-то другой вмазал мне. Вера утащила меня в сортир и там долго умывала мою упоротую рожу, останавливала мне кровь, прижав к моему носу свой пахнущий потом свитерок. Я видел Верин плоский живот, аккуратную щелочку пупка, тоненькую дорожку волос, ведущую под джинсы.

И тогда так получилось, что я не выдержал, прижал ее к себе и поцеловал. Я сказал:

— Нет у меня никакой аптеки. Я людей убиваю.

Без, знаете, бухого раскаяния, а наоборот, с амфетаминовой злостью на самого себя.

— Я такой сукой вырос, Верка!

— А я этого ожидала, — сказала она.

— Ну хули ты смеешься? — спросил я. — Хули тебе смешно?

Она поцеловала меня под подбородок, расстегнула ширинку и сжала мой член прямо через белье.

— Быстро ты не кончишь, — прошептала она. — Амф такая штука.

Ну да, от героина тоже не то, чтобы сразу выстреливает. Все я об этом знал. Хотя и напряжения такого между ног от героина, конечно, нет. Вот от винта — там да, похожее, даже и сильнее.

Мы кусались и целовались, кровь снова потекла у меня из носа, и я пачкал ей Веру.

Мы еще не ебались, я только терся об нее, потрахивал как бы, ощущая, какая она горячая там, под тканью джинсов. В ее расстегнутой ширинке виднелись простые черные трусы. Верка вообще была баба простая.

— Ну подожди, — сказал я, приподнимая ее, потираясь об нее. — Моя девчонка беременная завтра приедет, я же тебе говорил?

Говорил же, ну точно. Руки ужасно тряслись.

— Слушай, да давай разок, она и не узнает. Родит тебе гуманоида твоего, будешь ее трахать. Давай, Васька, ничего не потеряешь, это точно. Один раз живем, и никто за тебя твою жизнь не проживет.

Никто за тебя твою жизнь не проживет, понимаете?

Тогда она сказала:

— Никто за тебя твою жизнь не проживет.

И сейчас она сказала:

— Никто за тебя твою жизнь не проживет.

И я порезал ей лицо ножом. Правую щеку. Сильно порезал, так что мясо из-под кожи показалось.

А потом, пока она не начала орать, я застегнул ширинку и пустился бежать, расталкивая объебошенных танцевашек.

Ох, я бы, бля, был рад, если бы пришел человек и прожил жизнь за меня. Как бы я был рад.

Приди, мужик, проживи мою жизнь за меня, не стесняйся.

Вылетел из клуба в холодный воздух, открыл тачку и выехал со стоянки на свободную ночную дорогу. Вы ж поймите, я объяснить хочу, почему я это сделал.

Потому что был под амфом, конечно. Но не это главное.

А главное, что в тот момент я мгновенно понял, сколько всего не случилось бы в моей жизни, промолчи тогда Вера, в которую Юречка был так влюблен.