Ловец акул

Пришел в себя в багажнике и подумал, что это ад. Пасло бензином, было тесно, душно, нос совсем заложило, и я судорожно хватал воздух ртом, как рыбина.

Машину потряхивало, голова моя то и дело впечатывалась в стенку, и я ничего не мог с этим сделать. Не сразу понял, почему. Потом до меня дошло — руки связаны.

Где-то я, видимо, довыебывался, осталось вспомнить, где. Не Лапуля же это, в конце концов. Голосов слышно не было, только ход машины. Мне стало очень, очень страшно и жалко себя, я вспомнил ту девочку, как бишь ее там. Дочку Валентинкиного коллеги. Когда я ее в багажник сунул, наверное, так же у нее сердце колотилось, так же рвалось из груди, лишь бы только из тесноты — на свободу.

А, может, она это? Чуть не засмеялся от такой мысли.

Начал припоминать, с кем я ссорился, кто на меня зуб точил, кто на место мое метил, кому, может быть, надо денег моих. Вообще, есть миллион поводов человека убить. Бывает, что убивают просто так, почему нет-то? Тут я неизвестного (или неизвестных?) не осуждал, мне не до этого было. Я попробовал освободить руки и тут же наткнулся на лютую боль — они были связаны проволокой, и довольно острой, запястья уже саднило. Ноги мне тоже связали, но штанины давление проволоки смягчали, не так больно было.

Нос так заложило, а воздуха так не хватало, что я подумал — сдохну еще до того, как они меня в лес (или куда) привезут. Вот им сюрприз будет.

Повертелся я, как червяк, как ужик, постарался, во-первых, удобное положение найти, во-вторых, в целом, проверить границы допустимого.

Очень мне хотелось, чтобы все это хорошо кончилось. Я и Сашу сразу простил. Правда тут же подумал, какая у нее вина будет за мою смерть, вот не поссорились бы, вот не вышел бы за сигаретами так невовремя и жив бы остался. Это вряд ли, конечно, но человеку свойственно на себя наговаривать, и Саша бы наговаривала, сто пудов.

И вот родился бы наш ребенок уже наполовину сиротой. Какая трагическая история, ну просто пиздец.

Я попробовал развернуться так, чтобы багажник подопнуть, ну, чисто на всякий случай, и макушкой ткнулся в какую-то канистру, сильнее пахнуло бензином. Ну бля, подумал я.

Вдруг — взрыв смеха, короткий и отрывистый, как автоматная очередь, раз и поглотило его гудение двигателя, шипение дороги.

Это до них что, дошло, что я проснулся, и стебутся теперь надо мной, над бедным?

А, может, просто шуточка какая вспомнилась хорошая. Вот я знаю один классный анекдот про девушку из Ялты и про смысл жизни, как вспоминаю — тоже всегда смеюсь. И, если бы вез человека в багажнике, все равно бы над этим анекдотом поржал.

Стало себя жалко, бедненько, сопли еще потекли, и я постарался извернуться, чтобы вытереть нос. А где-то там Саша с моим ребенком внутри уже, наверное, волнуется.

Ехали мы, по моим ощущениям, долго. Я периодически вырубался, потом приходил в себя, старался не захлебнуться соплями, проволоку как-то расслабить на руках, открыть багажник неожиданным ударом. Ничего не получалось, вообще ни хера.

Ну, чего, подумал, помирать пора. Всем спасибо, все свободны, концерт окончен, тушим свет, сейчас уборщица придет за вами, уродами, подметать.

И все равно так обидно стало. Мне бы хоть дочку или сына увидеть, вот только это. Я сразу начал у Бога просить, мол, дай повидаться с ребенком, а потом сразу убивай, можешь ужасно как-нибудь, пусть даже мусоровоз меня переедет.

Знаете, как оно бывает, когда сразу на попятный, типа, Боженька, подожди, сейчас договоримся с тобой, я тебе объясню, как надо. Сразу как-то находятся поводы и причины жить. Вот, думаешь, мне бы еще то-то, и тогда я умирать буду даже рад. А как то-то случится, так се-то будет. Таким образом и в сто пятнадцать лет праправнука глянуть захочется.

Иногда я начинал бешено дергаться, бился башкой, коленями, выл. Это от бессилия, не потому, что я отчего-то думал, что такая хаотичная трата сил мне поможет.

Иногда, наоборот, сознание становилось ясным и очень светлым, тогда я выдумывал план, как так долбануть по багажнику, чтобы он открылся.

Все стратегии были проигрышные, в конце концов, я решил, что лучше всего будет полежать спокойно и подумать. Тогда мне действительно пришла в голову идея: сопли нужно втягивать и глотать, если уж никак не высморкаться.

Это была лучшая идея за всю мою жизнь.

К концу моего маленького путешествия я вполне успокоился. То ли организм адаптировался к недостатку кислорода, то ли пришло смирение.

Потом машина вдруг остановилась, сердце снова взвилось, я зажмурился.

Только не бойся, подумал я, это же такой позор. Вроде как, если ты других людей убиваешь, то и с себя самого спрос должен быть высокий: не убоись, не обосрись, даже духом не упади.

Я открыл один глаз, потом второй. В наступившей тишине я слышал голоса, но различить их было совершенно невозможно. Двое там парней или трое? Даже на этот вопрос я никак не мог ответить точно.

Потом кто-то открыл крышку, по глазам резануло белым светом, я сказал:

— О, привет мужики!

Наверное, надо было "здравствуйте" сказать, потому что я никого из них не знал.