Я даже не поверил. В этот долгий, тяжелый день, казалось, случилось вообще все. Меня затошнило от волнения. Я тут же кинулся к телефону. Снова и снова я попадал на частые, хлещущие по нервам гудки.
— Блядь, блядь, блядь!
В конце концов, я решил заняться всеми делами сразу. Зажал телефон между щекой и плечом, отмерил порошочка, разбавил, принялся прогревать, в этот момент в трубке раздалось густое, неприветливое:
— Алло!
Следом за ним:
— Тридцать второй родильный дом. Справочная.
— Господи! — сказал я, все повалилось у меня из рук, телефон скользнул вниз, я едва успел его поймать, раствор разлился по столу полупрозрачной лужицей, я припечатал жидкость ладонью, непонятно зачем.
— Меня зовут Василий Юдин, — сказал я.
— Очень приятно, — сказала тетка. — Но это неважно.
— То есть да, — сказал я. — Косарева Александра Борисовна. Шестьдесят восьмого года рождения. Третья положительная группа крови.
— Зачем нам группа крови, мужчина?
— Вы же врачи.
— Мы справочная.
— А я Василий. Ну, я уже говорил. Так она у вас?
Короткая пауза, а за ней такое же короткое и деловитое:
— У нас.
— Она все?
— Нет.
— А мне что делать?
— А я знаю, что вам делать?
Неожиданно тетка на другом конце провода смягчилась. Мне даже показалось, может быть, она улыбнулась.
— Роды первые?
— Ну?
— Тогда я бы на вашем месте позвонила часов через шесть.
— Так я приеду сейчас.
— Нечего вам тут делать и истерику устраивать, — отрезала она. — Позвоните часов через шесть.
Я хотел что-то еще у нее спросить, но еще до того, как я сформулировал вопрос, она сказала:
— До свидания.
Последний слог съели короткие гудки.
Я закурил, потом тут же открыл окно, надо было проветрить. В моем доме ведь появится ребенок. Ему это вредно.
А мне предстояло чем-то занять шесть часов своей жизни. Я убил своего самого лучшего друга, и я ждал, когда на свет появится мой ребенок. Наверное, иногда судьба бывает прикольнее кинчика, такие в жизни встречаются совпадосы, просто отпад.
Некоторое время я бесцельно бродил по квартире, сердце мое так билось, что я думал — все, не выдержит, разорвется ко всем хуям, и будет вместо этого бесконечного, адского дня спокойная, вечная чернота.
Я даже полы помыл. Маленькие люди очень хрупкие (большие, на самом деле, тоже, но делают вид, что это не так), им все может повредить. Потом я отправился прыгать на кровати, только чтобы деть куда-то свою нервную энергию.
Какое алиби, подумал я, тайно надеясь долбануться головой об потолок, у меня жена в этот день рожала. Я сидел дома сам не свой и, скажем, смотрел видик до одурения, а потом поехал встречать в этом прекрасном и яростном мире своего ребенка.
Ну, да, один к одному все вышло. Такая, значит, судьба. Судьба, надо сказать, вообще всегда была на моей стороне.
Но чем реально заняться — это в голову не приходило. А потом я врубился: видак! Видак-кассета-Шон!
На той неделе мне пришла кассета от Шона с очень трогательным письмом. Если перевести его на русский, оно выглядело бы так:
"Дорогой Вася, не знаю, когда доставят мою посылку, но мне бы хотелось, чтобы это случилось побыстрее. Здесь первая запись моего шоу про тебя. Город Нью-Йорк, если тебе интересно, ты же помнишь, я оттуда родом. Я хочу поблагодарить тебя за вдохновение. Еще никогда я не писал программу так быстро. Ты многое мне дал, и я хотел бы отплатить тебе хоть чем-нибудь, хотя это и звучит странно, учитывая, какие вещи ты мне рассказал. Я, по крайней мере, надеюсь, что ты от души посмеешься. Таких кассет будет много, у каждой из них будет владелец, и твоя история будет жить еще долго после того, как ты умрешь. Ну вот, звучит как-то мрачно. На самом деле я просто хотел написать, что сделал для тебя и твоей странной жизни то, что мог."
На обложке кассеты Шон стоял совершенно незнакомым образом: развязно, уверенно, облокотившись на микрофонную стойку. Все вокруг было темным, белый свет софитов выхватывал только его. На руке у Шона что-то желтело, я не мог с точностью узнать свой перстень, но подумал, что это он. На Шоне был малиновый пиджак. Над его головой, словно на афише фильма ужасов, красовались толстые, налитые кровью буквы: Bandit.
Я почему-то сразу не посмотрел кассету, а все откладывал и откладывал. Сам не знаю, может, не решался. Всегда стремно увидеть свою историю со стороны, а я рассказывал Шону довольно много личных вещей, о детстве там, о работе, особенно о ней.
Но сегодня, наверное, был лучший день для того, чтобы от души поржать.
Я сходил на кухню, приготовил себе, все-таки, дозу, достал кассету, сунул ее в видак и сел перед телевизором.