Ловец акул

Ну да. Причудливо все крутится в нашей жизни.

Поминки прошли как надо. Я ширнулся и был в норме, в относительной, конечно. Арина держалась хорошо, тем более после того, как Свету отправили домой с няней. Арина принимала соболезнования и выглядела при этом так, словно вполне могла поддержать светскую беседу.

Я и не думал, что ее ебанет.

Помню, мы ехали в тачке, Гриня о чем-то болтал, довольно беспечно, а Арина ему даже отвечала, причем весьма внятно.

Я спросил:

— Помочь чем еще?

— Нет, — сказала Арина. — Все самое сложное позади.

Когда мы приехали к Марку домой, Арина отпустила няню, заглянула к Свете и пошла готовить кофе.

Света смотрела повтор "Сейлор Мун", девки в матросках боролись со злом, у говорящей кошки во лбу, как в сказке, луна горела, и все это было мило и, наверное, даже интересно, но по Светиным щекам текли слезы, как бы сами по себе.

Я сказал:

— Привет, малыш.

Она помахала мне рукой.

— Привет, дядя Вася.

Света быстро утерла слезы и посмотрела на меня. Я сказал:

— Отдыхай. Просто хотел узнать, как ты тут.

— Мама сказала, что вы назвали вашего сына, как моего папу.

— Да, — сказал я. — В честь твоего папы.

— А это значит, что он проживет такую же жизнь, как мой папа?

— Нет, — сказал я. — Совсем не обязательно.

А, может, как ты лодку назовешь, так она и поплывет?

Я пришел на кухню и увидел Арину, сидевшую на полу. Она старательно зажимала себе рот, из горла ее доносился горестный, но очень тихий звук, мягкий вой, или не знаю, как объяснить.

Я хотел помочь ей подняться, но она больно стукнула меня по руке.

— Не трогай, — прошипела она.

И я подумал: все знает.

Но она не знала ничего, просто ей было очень плохо. Она никак не могла себя вынести. У нас обнаружилось много общего, я тоже себя едва выносил.

— Ну, — сказал я.

Арина укусила себя за запястье, мне показалось, что весьма больно. Тогда я налил ей воды и сел на пол рядом с ней. Хотелось тоже немножко повыть для профилактики и всего такого. Но я молчал.

— Марк, — говорила Арина. — Марк, Марк, Марк.

Теперь было так очевидно, что она любила его. А до того я не понимал даже, что у них за отношения. Арина была на пять лет младше Нерона, ей было всего тридцать, но я тогда подумал, помню, что замуж она больше ни за кого не выйдет.

Как-то это было очевидно, что она не станет снимать обручалку, не станет искать другого мужчину, ну и все такое прочее. Может, я ошибся, конечно, не знаю, как у нее там жизнь сложилась.

— Иди сюда, — сказал я и обнял ее. Она прижалась ко мне, вся как-то свернулась калачиком и долго дрожала. В ушах ее снова были сережки от "Шопар" с бриллиантами. Свет от лампы заставлял их нестерпимо сиять.

Мы молчали. Я гладил Арину по голове, и она то и дело открывала и закрывала глаза, как больное животное.

Потом ее хватило на то, чтобы выпить воды. Она одним глотком опустошила почти весь стакан.

— Мы уезжаем, — сказала она. — Ты должен это организовать.

— Куда?

— В Антверпен.

— Что? Зачем?

Она помолчала, потом спросила у меня сигарету, закурила и только через пару затяжек продолжила:

— Марк оставил нам очень много.

— И? Он не хотел, чтобы вы в чем-то нуждались.

— Ты не хуже меня знаешь, кем был Марк.

О, я знал намного, намного лучше нее.

— Эти деньги обязательно кому-нибудь понадобятся. И церемониться с нами не будут. Кому мы теперь нужны? Я не хочу этих ночных визитов, не хочу страха за свою жизнь, за дочку. И Марк этого не хотел. Он говорил мне, что я должна уехать, если с ним что-то случится.

— Где вам там жить?

— У нас квартира в Антверпене. Марк обо всем позаботился.

Молодец он какой.

— Оставайтесь здесь. Там вы будете далеко от меня, а тут я смогу вас защитить.

— А если тебя убьют? Ты можешь гарантировать, что тебя не убьют?

Да я даже не мог гарантировать, что сам себя не убью.

— Я хочу спокойствия, — сказала она. — Я хочу ничего не бояться. Хочу, чтобы Света ничего не боялась. Она смотрит на тебя с обожанием, она понятия не имеет, кто ты, кто ее папа. И я хочу, чтобы так и осталось. Хочу подальше от всего этого, не хочу крови. Ни твоей, ни чьей-либо еще. Не хочу ее видеть. И Марк знал, что я не хочу.

Говорила она очень быстро, почти безумно. Я сказал:

— Понял тебя. Сделаем и быстро.

Арина кивнула. Она вдруг показалась мне такой некрасивой, может, лицо опухло от слез или еще что-то такое, но в то же время я, как никогда прежде, понимал, почему Нерон ее выбрал.

А она сказала:

— Я ненавижу его.

— А?

— Я ненавижу его, — повторила она с нажимом. Думаю, Арина сама боялась своих мыслей, она хотела рассказать мне все, чтобы очиститься. Как священнику.

— Я ненавижу его больше всех на свете. Я даже никогда не думала, что могу так ненавидеть. Мне противно все в нем.

Но в этих ее словах, в то же время, было столько любви. Я впервые по-нормальному задумался: а как бы отреагировала на мою смерть Саша? Я хотел только, чтобы она меня любила. А если она возненавидит меня за то, что я сломал ей жизнь? А если возненавидит по-настоящему?

— Я понимаю, Арин. Не волнуйся, я все устрою с документами и билетами, в самое ближайшее время. У вас там хоть мебель есть?

Арина кивнула, а потом все о своем: