– К вам невозможно привыкнуть, – сказал Теодор.
– Надеюсь, это комплимент? Потому что иначе мне придется удариться в слезы! – Шиварра тоже рассмеялась. – Самым странным открытием после перерождения для меня стало то, что, только умерев, я научилась ценить жизнь.
– Тебе предстоит столько волнующих открытий. – Зоя положила руку на мое плечо. – Я так тебе завидую.
– И обратили тебя так рано, не то что меня, – вздохнула ее спутница. – Каждый день жалею, что Гарри нашел меня после того, как отцвела моя юность. Теперь мне вечно сорок лет.
– Ты совсем не выглядишь на свои двести семнадцать, милая, – успокоила ее Зоя. – Ровно на сорок!
Они расхохотались. Теодор округлил глаза, будто бы извиняясь. Я ответил ему, едва заметно пожав плечами.
– Думаю, мы воспользуемся вашим советом и прогуляемся, – сказал Теодор.
– Давайте бегите, совершайте подвиги, будьте непредсказуемы и прекрасны! – крикнула нам вслед Зоя.
– Обязательно будьте прекрасны! – поддержала ее Шиварра.
Теодор открыл передо мной тяжелую входную дверь, и я вышел на освещенное луной крыльцо. Прохладный воздух приятно холодил кожу, в нем смешались запахи пожухлой листвы и поздних цветов.
– Обычно они не такие шумные, – будто оправдываясь, сказал Теодор.
– Да что ты?
– Ладно, они всегда такие. – Он улыбнулся и покачал головой. – Наверное, ты ждал от логова вампиров совсем не этого.
– Да, я думал, что они живут в старом склепе, носят черное и громко стенают. Ну, – я оглядел свою одежду, – в чем-то я оказался прав.
– Гарри говорит, что нет ничего лучше черного цвета. Он всегда актуален и способен сделать любого человека элегантным.
– Любого вампира.
– И их тоже.
Я положил руку на ноющий живот и, не выдержав, спросил:
– Эти брюки мне малы?
– Ч-что? – поперхнувшись вином, переспросил Теодор и уставился на меня.
– У меня такое чувство, будто нижнюю часть моего тела засунули в тиски, – пожаловался я. – Этот пояс просто невыносим.
– Зато прекрасно подчеркивает твою талию, – заметил Теодор.
– Разве корсеты не удел городских модниц? Они мне нравятся, но давно вышли из моды.
– Это и не корсет вовсе, просто широкий пояс. Думаю, если бы у тебя был живот, он бы выгодно скрывал его.
– Будь у меня живот, все мои кишки вылезли бы через рот, – в притворном возмущении бросил я.
Теодор расхохотался, и через мгновение я присоединился к нему. В доме заиграла музыка.
– Это граммофон, Гарри недавно достал его. Теперь они отовсюду тащат пластинки.
– Хоть кто-то умеет веселиться. – Я вздохнул.
– Переживаешь о Чудесах? – вдруг спросил Теодор. – Уверен, что с ними все в порядке.
– Хотел бы и я в это верить.
Я спустился с крыльца и пошел вперед по вымощенной дорожке, освещенной луной. За спиной раздавались шаги Теодора, ветер шелестел оставшейся на деревьях листвой. Мы пришли в ухоженный сад. Я наклонился к бурно цветущему кусту и вдохнул аромат оранжевого цветка.
– Это гортензия, – тихо сказал Теодор. – Моя мать выращивает их в своем саду.
– Так ты еще и в этом разбираешься? Есть ли что-то, в чем ты не преуспел?
Он шутливо толкнул меня в бок. Я огляделся – вдоль кованого забора рос вереск, высокие деревья казались мрачными великанами на фоне темного неба. Впереди, там, где дорожка заканчивалась небольшой беседкой, блестело искусственное озеро. В его центре на небольшом островке росла большая плакучая ива, растерявшая почти все листья.
– Где мы находимся? – спросил я.
– Недалеко от города. Здесь совсем безлюдные места, застройщики пока не добрались сюда.
– И давно Бэлл здесь живет?
– Всего несколько лет. Клану приходится часто переезжать, чтобы люди не заподозрили неладное. Самое страшное, что может произойти, – встреча со старыми знакомыми. Нелегко объяснить людям, почему за прошедшие годы ты совсем не изменился.
– Наверное, такие встречи очень неловкие.
– Ты даже не представляешь.
Помолчав немного, Теодор сказал:
– И эти брюки тебе впору. Мои терзают меня точно так же. Могу поспорить, Гарри с трудом снимает свои.
Я прыснул, прикрыл рот кулаком и добавил:
– Ну, Тарий точно согласится помочь ему в этом нелегком деле…
Теодор печально улыбнулся и отвел взгляд.
– Он сделает все, о чем попросит Гарри.
– Он сидел у его ног словно пес. – Я поежился. – Что за странная привязанность.
– Бэлл – его Мастер, – укоризненно сказал Теодор, – не осуждай мальчишку.
– Что это вообще значит? Объясни мне.
Мы дошли до беседки. Теодор поставил пустой бокал на мраморный столик, прикоснулся длинными пальцами к прозрачной воде в поилке для птиц и, глядя на черную гладь озера, наконец сказал:
– В кланах вампиров обычно царит семейный уют, но иногда провинившихся наказывают. Одно из самых страшных наказаний – отлучение от Мастера. И если сам Мастер при этом просто впадает в тоску, потеряв часть себя, то отлученный испытывает невообразимые муки. Его кости горят огнем, суставы выкручивает, а на груди лежит такая тяжесть, что он не может встать с постели. Он не находит покоя, не может спать, а в самых запущенных случаях может умереть. В клане Бэлла это называют смертью от разбитого сердца.