Ловец Чудес

– Но история получилась правдоподобная, согласись. – Его смех похож на карканье кладбищенских ворон.

– Что это?

– Рак кости.

– И давно ты знал?

– С самого начала.

– Зачем ты лгал мне?

– Чтобы не омрачать твои прекрасные будни.

Не будь это Теодор, я решил бы, что он издевается, но сын виконта никогда не позволял себе издеваться над чувствами других. Он искренне не хотел печалить меня ужасной новостью и держался до последнего, объясняя хромоту падением с лошади. Какой дурак.

– Подойди ко мне, – попросил Теодор, – я хочу тебя увидеть.

С трудом переставляя ноги, я подошел к нему и встал на колени. На мое лицо упал свет фонаря, Теодор вымученно улыбнулся и протянул руку, чтобы коснуться моих волос. Его запястье походило на веточку – тонкое, хрупкое, обтянутое прозрачной кожей, под которой змеились голубые вены.

– Клянусь, ты стал еще красивее, – пробормотал он. – Я точно не сплю? Быть может, я уже умер?

– Замолчи, – прорычал я.

– Ты прав: если бы я умер, меня бы не мучила эта проклятая боль. Как твоя работа?

– Только не говори мне, что именно об этом ты хочешь сейчас услышать.

– Больше всего на свете, – прошептал Теодор. – Сделай вид, что все в порядке. И не смотри на меня так, будто вот-вот заплачешь.

– Но я действительно вот-вот заплачу.

– Ненавижу тебя, лорденыш.

– Ты обманываешь сам себя. – Я сжал пальцами его запястье. – У тебя жар.

– Он не проходит уже две недели.

Теодор закашлялся, я поспешно помог ему сесть и придержал, пока его била крупная дрожь. Сквозь ткань ночного костюма я почувствовал выступающие кости и сжал зубы, чтобы не закричать от горя.

– Совсем плохо стало не так давно, – будто оправдываясь, сказал Теодор. – Когда…

– Прости меня. Ты звал, а я так и не приехал.

– Я был рад, что у тебя есть дела поважнее, чем возиться с моим ночным горшком.

– Нет ничего важнее твоего ночного горшка.

Большая слеза упала на одеяло и оставила на нем уродливый след. Рядом тут же появилось второе пятно, расползлось по ткани. Я сжал худые плечи Теодора и притянул его к себе. Он плакал.

– Не смей никому, – он шмыгнул носом, – рассказывать. Говори, что я держался до последнего. Стоически переносил все тяготы и невзгоды, не терял духа и веры. Моя мать будет рада это услышать.

– Ты сам скажешь ей это.

– Ты всегда был плохим лжецом.

От него пахло смертью. Весь дом пропитался ее миазмами. Сердце Теодора билось совсем тихо, я ощущал его робкие удары. Оно устало бороться, болезнь высосала из него все силы.

– Тебе очень больно?

– Ужасно, – признался Теодор. На его лбу выступили бисеринки пота. – Каждый день похож на низвержение в ад.

– Что дают тебе врачи?

– Морфий. Но мне не нравится, что он туманит разум. Свои последние дни я хочу провести в здравом уме. Прими я ночную дозу, не увидел бы тебя. Ради этого стоит помучиться.

Я выпрямился, обошел постель и забрался на нее с другой стороны. Теодор попытался повернуться, но я усадил его спиной к себе, обнял и заставил положить горячую голову себе на грудь. Вот так.

– Со мной кое-что произошло.

– Что-то хорошее? – робко спросил Теодор.

– Неизбежное, – уклончиво ответил я.

– Неизбежна лишь смерть, mon chéri.

Он не увидел кривую усмешку, исказившую мое лицо.

– Ты доверяешь мне?

– Конечно.

– Тогда позволь облегчить твою боль. Закрой глаза.

– Если ты про морфий, я…

– Теодор, – с нажимом произнес я, – закрой глаза.

Я прочитал об этом в одной из книг. Возможно, то был всего лишь миф, но, если у меня получится, Теодор забудет о боли, проведет свои последние дни в покое и неге, а я, словно Мрачный Жнец, буду сопровождать его до самого конца.

Клыками я порвал кожу на запястье и поднес его к дрожащим губам Теодора. Сперва он ничего не понял, попытался оттолкнуть мою руку, так что мне пришлось силой заставить его прижаться ртом к кровоточащей ране. Через мгновение его тело напряглось, пальцы вцепились в мою руку. Словно обезумев, Теодор пил мою кровь, а я, глубоко пораженный этим зрелищем, мог только смотреть на него.

Когда рана затянулась, Теодор откинулся на мою грудь, и я увидел, что лицо его перестало напоминать посмертную маску, щеки зарделись, а губы пылали алым, как едва распустившийся бутон. Удары его сердца стали уверенными и мощными, лихорадка отступила.

Мы молчали до тех пор, пока небо за окном не начало сереть. Тогда Теодор сказал:

– Тебе пора уходить.

Не знаю, понял ли он сам, или ему рассказала обо всем моя кровь, но я испытал непередаваемое облегчение. Прежде мне казалось, что магия ночи разобьется о мою попытку рассказать о своем превращении; что, едва поняв, что случилось, Теодор поднимет крик и прикажет мне убираться. Но он снова превзошел все мои самые смелые ожидания.

– Ты вернешься вечером? – спросил он, когда я встал с постели.

– Вернусь, – пообещал я.

– Останься в комнате, которую подготовил Шарль. Повесь на ручку пояс от халата – так мы даем понять друг другу, что нас нельзя беспокоить, – голос Теодора звучал спокойно и уверенно. – Я предупрежу Шарля, чтобы он не входил, пока ты не позволишь.

– Уверен? Я могу…

– В этом доме ты в безопасности, – прервал меня Теодор.

– Ты ничего не спросишь?