Ловцы душ

– Ну, не до конца, – снова прошептал он. – Показали мне инструменты и объяснили, как те действуют…

– Вы правильно поступили, – кивнул я.

– О чем это вы? – наверняка он не думал, что услышит из моих уст такое.

– Вы правильно поступили, – повторил я. – Так или иначе, они вытянули бы из вас все, что хотели, только вот тогда бы вы не вышли оттуда на своих двоих. Вы никак не смогли бы мне помочь. И я бы сердился, поступи вы как-то по-другому.

– Правда, правда? – не мог поверить он собственным ушам. – Вы не обижаетесь? Не желаете отомстить?

– Господин Риттер, – я похлопал его по плечу, – вы сошли с ума? Разве положение мое хоть немного изменилось бы, когда б вы позволили замучить себя до смерти? Подумайте минутку. Будьте искренним и лояльным к новой власти – тогда, быть может, останетесь в живых.

Хайнц все же оказался человеком чести. Подлый человек никогда бы не признался в том, что сделал. А ведь он рисковал. Во-первых, вызвать мой гнев, а во-вторых, – что я выдам допрашивающим, что он раскрыл их интригу. Он не вел себя как герой, вот только героев в наши подлые времена не найти. После известных героев остаются склепы либо курганы, а после неизвестных – круги на воде либо яма в земле. А за яму в земле умирать не стоит…

И еще – я свято верил в слова, которые произнес пред лицом Светлейшего Государя. В слова, гласившие: «смельчаки не живут вечно, но трусы – не живут вообще». Вот только порой приходится выбрать подлую жизнь, чтобы когда-нибудь, в будущем, получить шанс на героическую смерть. И нужно знать, когда оставаться достойным удивления героем, а когда – лишь жалким глупцом. И Риттер знал разницу.

Вот и чудесно.

* * *

Каппенбург управился. На следующий же день меня ждало известие от Эньи – вечером доверенная служанка должна была провести меня в ее комнаты.

Убийца ждала меня, одетая лишь в длинную белую ночную рубаху. Волосы ее были распущены, сама же она возлежала на высокой постели с балдахином. Держала в руках кубок из чистого золота, инкрустированный драгоценностями.

– Приветствую, мой инквизитор, – сказала чувственно. – Что же настолько важное случилось, что ты просишь меня о встрече? Неужто тебя охватило неугасимое желание? – Она огладила себя по груди с ироничной усмешкой. – Или дело в другом?

– Вскоре я и сам буду неугасим – как только взойду на костер, – сказал я.

Она рассмеялась.

– Значит, ищешь спасения, а не наслаждений, – кивнула. – Жаль, со вторым было бы проще.

– Легат пытается обвинить меня…

– Погоди, – прервала она меня. – Еще успеем поговорить. А сейчас иди сюда.

Во-первых, той, в чьих руках твоя судьба, не отказывают. Во-вторых, Энья была столь прекрасна, что отказать ей было бы грешно. Перед глазами моими стоял образ другой женщины, но что бы помешало мне лечь рядом…

– Выпей, сладчайший мой…

Пригубила, а потом приблизила свои губы к моим. Я отпил напиток из ее рта. И уже мигом позже почувствовал: что-то не так. Очень не так.

Когда я очнулся, мой взгляд упал на свечку в изголовье постели. Когда я пришел, Энья едва успела ее зажечь, а теперь свечка до половины сгорела. Похоже, я был без сознания слишком долго.

– Что это за яд? – спросил я, взглянув на убийцу, которая сидела на стуле с высокой спинкой. Сидела, забравшись туда с ногами, поскольку каменный пол был холоден, и внимательно на меня глядела.

– Ничего из того, что ты знаешь или умеешь распознавать, – ответила. – Я предпочитала действовать наверняка.

Говорила она, ясное дело, о способе, которым дала мне яд. Ведь как я мог подумать, что получу его из губ любовницы? Сама же она должна была оставаться устойчивой к яду. А может, яд действовал лишь со временем, и потому взять его в рот и быстро избавиться – было безопасным?

В любом случае, ответ на этот вопрос был не слишком уж важен. Важным оставалось другое: зачем убийца, служащая Внутреннему Кругу (который, как я полагал, был ко мне в некоторой степени благосклонен), решила ввергнуть меня в беспамятство? И что случилось за то время, пока я лежал без сознания?

Я пошевелился. Сперва осторожно двинул одной ногой, потом привстал на локте. Удивительно, однако у меня ничего не болело, а значит, яд не имел последствий.

Я решился на большее: оперся на подушки в изголовье. И только теперь увидел, что произошло в комнате.

– Зачем? – спросил, глядя на окровавленное тело императора. Ударили его как минимум трижды: в грудь и шею, а еще раз клинок скользнул по щеке и скуле, оставив глубокую рану.

Энья холодно взглянул на меня.

– Зачем? – повторила. – Затем, что мы несем с собой ветра великих перемен, Мордимер. А кто не с нами – того эти ветра сдуют, – она дохнула на раскрытую ладонь.

Я смотрел на раненое лицо несчастного Хокенштауффа и думал, что он оказался такой же пешкой, как и ваш нижайший слуга. Разве что сам о себе думал, будто он – игрок…

Риттер некогда сказал: «С шахматной доски исчезнут ладьи, слоны и кони. Останутся лишь пешки, управлять которыми чрезвычайно просто». Он не сумел предвидеть одного. Что с шахматной доски исчезнет также и король. А руку игрока с этого времени будет направлять Ватикан.