Ловцы душ

– Спасибо, ваша милость, – повторил я. Таубер вышел, разъяренно посапывая, и тогда легат повернулся ко мне.

– Закончим на сегодня, – сказал.

– Если я не ошибаюсь, у нас есть еще…

– Отложим на завтра.

– Как пожелает ваша милость, – я поднялся из-за стола.

* * *

В тот же вечер я получил императорский приказ, освобождавший меня от обязанностей проведения допросов. Полный контроль над расследованием получали легат Верона и его брат. Я попросил о милости аудиенции у Светлейшего Государя, но не получил ее. Попросил о разрешении выехать в Хез-хезрон, чтобы испросить мнение Святого Официума, – но не получил и этого. Зато император дал позволение на проведение квалифицированных допросов, объединенных с пытками. Братья Верона должны были пребывать на седьмом небе от счастья. Теперь-то они найдут ответы на все вопросы, а в протоколах представят свое мнение о бездеятельности представителя Инквизиториума.

Риттер куда-то пропал – наверняка напивался в отчаянии, поэтому я сидел один в своей комнатке. Услышал стук.

– Войдите, – буркнул я и отхлебнул вино из кубка. Дверь отворилась, и внутрь вошел Август Каппенбург. Я поднялся с матраца.

– Чем заслужил такую милость?

– Налей-ка мне, – приказал он и уселся на сундуке. Дерево застонало под ним.

– Рад служить…

Он выпил одним духом.

– Моча, – оценил.

– Знаю, мне надо бы послать вино из собственных подвалов, – пошутил я.

– Вот проведаешь меня когда-нибудь, инквизитор. Покажу тебе тогда, как пьют старые дворяне.

– Ловлю вашу милость на слове.

– Я тоже сражался под Шенгеном, – сказал он. Дружески ткнул меня кулаком в подбородок. – На вашей стороне.

Я не люблю, когда до меня дотрагиваются чужие люди, особенно таким неуважительным образом, но на этот раз я был слишком удивлен, чтобы выказать неудовольствие. Поперхнулся даже.

– И не я один, – добавил он.

– Во второй день… – начал я.

– Во второй день я ударил вам в тыл, – признался. – Меня убедили, что император хочет именно этого. Такая вот жизнь…

– Ха, – ответил я, но кроме этого слова мало что пришло мне в голову.

Каппенбург почесал свои всклокоченные бакенбарды.

– Печальное дело, – подвел итог. – И слава Богу, что все закончилось хорошо.

Наверняка он был прав, если не брать во внимание несколько тысяч казненных, чьи трупы повисли на окрестных деревьях – и висели, пока не сгнили или не были обклеваны птицами. Но я не сомневался, что решение Каппенбурга было хорошо оплачено. Быть может, именно после того он получил свои винные подвалы, которыми теперь хвастался.

– Налей еще, – приказал он снова, а я снова повиновался.

– Паскудная моча, – повторил барон, выпив до дна.

– Господь одарил меня менее чувствительным вкусом, чем вашу милость.

– Что-то они готовят, – сказал он, понизив голос. Все равно это прозвучало как ворчание рассерженного медведя.

– Да-да, ваша милость?

– Что-то нехорошее.

– Братья Верона.

– Когда бы только они.

– Обвинят меня в некомпетентности?

Он фыркнул:

– Обвинят тебя, дурака, в колдовстве!

Я решил ничего не отвечать на оскорбление, поскольку оно могло оказаться и не оскорблением.

– Я инквизитор.

– А что это меняет?

– Очень много, господин. Я не подлежу юрисдикции…

– Да забудь об этом юридическом бормотании, – оборвал он меня. – Я знаю, что они собираются обвинить тебя.

Конечно, я переживал за собственную шкуру. Но и понимал при этом, что значу слишком мало, чтобы сделаться жертвой интриг сильных мира сего. И если кто-то хотел ударить в меня – хотел ударить в кое-кого намного более высокого.

– Возьмут тебя на пытки, – сказал Каппенбург.

– Не имеют права!

Я налил себе полный кубок, потом снова угостил моего гостя.

– Прошу меня простить, – извинился за невежливое обращение с ним.

– Не имеют права, не имеют права, – повторил он. – Под пыткой, конечно же, ты представишь им свое видение сих правовых коллизий.

– Очень смешно.

– Ты должен сопротивляться, – сказал он. – Есть люди, которые тебе помогут, но не здесь и не теперь. Возвращайся в Хез.

– Вы ведь понимаете, господин, что бегство будет признано за доказательство моей вины? Светлейший Государь четко запретил мне покидать крепость. К тому же объясните, будьте добры, отчего столь именитый господин, как вы, переживает о здоровье и жизни инквизитора? Поскольку мне не верится, что вам просто совестно за Шенген.

– Ну и верно, – согласился он. – Я слыхал о тебе раньше, Маддердин, и слыхал, что ты – друг друзей. Среди вас, инквизиторов, немало тех, кто верен принципам и правилам. Как думаешь, хотим ли мы поменять домашних псов на стаю бешеных волков?

– Я – не совсем-то домашний.

– Ты понимаешь, что я имею в виду. Знаешь, что не было никакого колдовства, – всего лишь череда дурацких ошибок, которые могут случиться – и случаются – на любой войне. И я не хочу, чтобы допрашивали моих людей, не хочу, чтобы уговаривали их, будто те видели демонов и оказались околдованы черной магией. И не хочу, признаюсь, чтобы начали их жечь. Господь покарал нас за самоуверенность. Вот и все…

– Трудно не согласиться с вашей милостью. Если могу спросить: ваша милость принимал участие в атаке?

Он кивнул.