Ловцы душ

Он постучал пальцами по крышке сундука. Забавно, но я лишь теперь заметил, что даже пальцы у него были волосатыми. Родись он в семье простецов, либо родители бросили бы его в лесу, либо соседи забили бы палками. Вот и польза от рождения в благородной семье…

Но вдруг я понял, что есть кое-кто, способный мне помочь. Энья, любовница императора, слуга Внутреннего Круга Инквизиториума. Наверняка у нее было множество способов сообщить кому нужно о проблемах, что имеют место в Хабихтберге. Взывать к силе Внутреннего Круга не было безопасно, но я бы предпочел это столкновению с легатом и его братом.

Только вот у меня не было ни малейшей возможности увидеться с прекрасной убийцей, к тому же в сложившейся ситуации подобная встреча навредила бы ей столь же сильно, как и мне.

– Анна, княжна из Трапезунда, вы ведь ее знаете, правда? – спросил я.

– Кто же не знает наложницу императора? Да, много кто хотел бы узнать ее поближе…

– Передайте ей весточку, – попросил я. – Пусть постарается встретиться со мной…

– И что это тебе даст? Если думаешь, что…

– Просто передайте весточку, – повторил я с нажимом. – Ничего больше.

Он покачал головой, поднялся с сундука.

– Ну, если того желаешь.

Обернулся уже с порога.

– Когда я гляжу на все это, – он качнул головой, показавшись мне на мгновение беспомощным, – то мне мнится, будто на Империю пала злая судьба… Тьфу-тьфу, чтобы не сглазить! – сплюнул он через плечо.

Потом вышел, не побеспокоившись даже кивнуть мне на прощание.

* * *

Злая судьба? Я даже думать об этом не хотел. Беспокоился лишь об одном: обоснованно ли Каппенбург подозревал Риттера? Я-то полагал: скорее всего, обоснованно, – поскольку вера в человеческие преданность и отвагу не была у меня слишком крепка. Особенно если речь шла о человеке вроде Хайнца Риттера. Я доверял ему настолько, чтобы знать: он не выдаст меня по собственной воле, но я и ломаного гроша не поставил бы на то, что он не даст любые показания, если его к ним вынудят.

Впрочем, это и понятно. Зачем бы ему бессмысленно страдать, если следователи при помощи палача в любом случае вытащат из него все, что пожелают? Если обвинения Каппенбурга справедливы, то Риттер ни сегодня, ни завтра в нашу комнатку не вернется.

Хотя, если подумать, легат и его брат могли поступить совершенно иначе. Хайнц возвратится ко мне и искренне признается, что был допрошен. Признается, чтобы не возбудить подозрений, поскольку нынче в замке допрошены уже десятки людей, и в самом факте не было бы чего-либо странного. Тем более ничего странного не было бы в допросе человека, который, во-первых, видел атаку, стоя рядом с императором, а во-вторых, как писатель – был одарен большей, нежели простой человек, фантазией.

Я думал и над тем, насколько я близок к аресту. Это могло произойти и через день, и через неделю, и через час. Все зависело от того, каким количеством времени располагают братья Верона и насколько серьезна их поддержка.

Конечно, человек добродушный и верящий в светлые стороны человеческой природы, полагал бы, будто Светлейший Государь не забудет, что я оказал ему услугу, спасши жизнь.

К счастью, я не был ни добродушным, ни тем, кто верил в светлые стороны человеческой природы. Подобный здравый подход к миру и ближним позволял мне не разочароваться слишком сильно.

Если раньше или позже всякий нас предаст, единственное, что мы можем сделать, – угадать, когда час предательства наступит, или опередить предателя. Увы, здесь и сейчас я мог лишь ждать, пока важные игроки передвинут на шахматной доске пешку с вырезанным на ней именем Мордимера.

* * *

Риттер вернулся заполночь. Под хмельком, но не пьяный.

– Допрашивали меня, представляете? – закричал с порога.

«Значит, я угадал», – подумалось мне.

– Догадывался, – пробормотал я ему.

– Но что я там знаю… – Он свалился на матрац подле меня. – Напьемся?

– Отчего бы и нет, Хайнц. Но – рассказывайте.

– Да что там рассказывать? – Он глотнул из баклажки, потом подал ее мне. Как мне казалось, говорит он слишком громко. – Туман видел? Крылья демонов видел? Паутину на конских копытах – видел? И всякое такое…

– Ну и?

– А что мне было делать? Сказал, что никогда не буду противиться решению нашей святой Церкви, – захохотал он. – Ну, пейте, пейте, да будем спать.

Мы выпили баклагу до дна.

– Доброй ночи, господин Маддердин, – сказал он так громко, словно лежал в другой комнате, а не на том же самом матрасе.

– Спокойных снов, Хайнц, – ответил я.

Несколькими молитвами позже я услыхал, как Риттер подползает ко мне. Почувствовал его дыхание на своей щеке.

– Я вас предал, – прошептал он. – Сказал им все, что хотели.

– И что именно? – я повернулся с боку на бок и теперь тоже говорил ему тихо и на ухо, отчего мы в тот момент наверняка казались алчущими близости любовниками.

– Что вы волшебник, еретик, богохульник и содомит, – пояснил он, а я скривился при последнем слове, хотя в темноте этого никто не мог увидеть. – Что вы проклинали нашу святую Церковь и милостивого Господа, что вы были шпионом палатина… – Он сглотнул. – Они меня пытали…

– Да неужто?