Ловцы душ

Впрочем, может, те дворяне Курноса были правы? Может, и вправду Маврикий вернулся через много лет сломленным пленом стариком, а семья скрыла сей факт, намереваясь поддерживать перед соседями легенду о несокрушимом сподвижнике веры, умершем мученической смертью? Я слыхал о таких историях, и они не обязательно повествовали о Крестовых походах. За годы инквизиторской практики я научился тому, что многие дворянские роды из поколения в поколение скрывали постыдные тайны, если те касались более или менее близких родственников. То кто-то из сыновей слишком походил на конюха; то дедуля в молодые годы предпочитал компанию плечистых пареньков, а не местных дворянок; то прадеду после битвы прислали кудель и заячью шкуру.

О таких вещах стараются не говорить вслух.

* * *

Хоффентоллер и вправду был соседом Ройтенбаха. Их земли граничили, а путешествие верхом от замка последнего ко двору первого я завершил еще перед наступлением полудня. Я уже чувствовал себя неплохо, радовался свежему воздуху и чудесной поездке. Пересек реку (и если она была той, о которой вспоминал Курнос, то и вправду в ней было непросто утопиться) и въехал в расположенное у березовой рощи подворье Хоффентоллера.

У Хоффентоллера был большой деревянный дом, окруженный редким частоколом – наверняка оставшимся от прошлых злых времен, когда в провинции то и дело вспыхивали мятежи и восстания. Дом, как я и сказал, был большим, но одноэтажным – выделялась здесь лишь башенка с развевающимся на ветру знаменем. На нем был герб рода – Трехрогий Бык. Теперь я мог видеть, где у него этот третий рог находился. А вырастал тот между глазами.

Ворота были отворены, во дворе я приметил троих слуг, в грязной луже вылеживалась пара свиней, десяток-полтора кур искали червячков. За всем этим присматривал седой пес с линялой шкурой и печальным взором. Ну что ж, неудивительно, что Анна предпочла сменить свой дом на замок маркграфа.

Когда я въезжал в ворота, слуги глянули на меня. Да и пес поднял башку и слабенько гавкнул, после чего счел свой долг выполненным и положил голову на лапы.

Я спешился.

– Ступай сюда, живо! – крикнул одному из людей Хоффентоллера, молодому парню, что походил на стоявшую на задних лапах ласку. – Коня в конюшню, накормить, напоить, почистить. Увижу хоть одно пятно на шкуре – прикажу дать плетей. Понял? – Я кинул ему повод.

– Господин дома? – спросил я старшего из слуг.

– Ага, дома.

– Веди. – Я подошел к нему, а поскольку тот не отреагировал, ударил его в ухо. Не сильно, но так, чтобы он вышел из ступора, в который, как видно, впали все присутствующие. – Веди, говорю!

– Да, да, милостивый сударь, позвольте! – очнулся слуга.

В темных сенях пахло подгнившим деревом. Господом готов поклясться, однажды Хоффентоллер проснется без крыши над головой или, что хуже, с крышей на голове. Из сеней мы вошли в большую комнату с квадратным столом посредине. В камине горели толстые березовые поленья. Я осмотрелся и увидел на стенах старые выцветшие ковры и несколько портретов. Ковры наверняка когда-то стоили дорого, но теперь нити истончились, а цвета – сделались бледны. Картины же казались закопченными и засиженными мухами, золоченые рамы сделались грязно-желтыми. В трех мужских портретах воображение находило несомненное семейное сходство с Матиасом. Особенно внимательно я присмотрелся к портрету, что висел слева. Мужчина, изображенный на нем, обладал суровым взглядом, острыми чертами лица и усами, словно пики. Неужто Маврикий Хоффентоллер, участник Крестового похода?

Я отодвинул кресло и уселся.

– Скажи, что прибыл Мордимер Маддердин, инквизитор, – приказал я слуге.

– Инк… – охнул тот.

– Мне повторить?

– Уже, уже бегу…

Прошло несколько минут, и в комнате появился хозяин. В буром кафтане, кожаных штанах и коротких сапожках. Когда я взглянул ему в лицо, увидел, что он кажется усталым. Я поднялся.

– Мастер, – усмехнулся он и протянул руку. Я пожал его ладонь. – Как же я вам рад. Съедите что-нибудь? Выпьете? Гость в дом – Бог в дом, как говорят.

– Охотно, поскольку поездка пробудила во мне аппетит.

– Прикажу что-нибудь приготовить, – Хоффентоллер повернулся к старому слуге, и тот пошлепал в глубь дома. – И вытяни из погреба вино, – крикнул хозяин ему вслед. – Да наилучшее!

– Садитесь, прошу, садитесь! – повернулся ко мне. – Расскажите, что вам удалось разузнать.

– Не стану скрывать: немного, – вздохнул я. – Поболтал с Ройтенбахом, расспросил вашу дочку и пообещал ей свою помощь, но все впустую.

– Он не хочет ее отпускать? – Хозяин взглянул на меня внимательней.

– Напротив. Это она не желает расставаться с маркграфом. И, сказать по правде, думаю, что она искренна в своих желаниях. Более того, Ройтенбах хочет взять ее в жены.

Хоффентоллер грянул смехом. Я слегка нахмурился, поскольку, признаюсь, ожидал вовсе не такой реакции.

– Забавно! – ударил хозяин себя ладонями по бедрам так, что аж гул пошел.

Слуга внес на подносе бутылку и два серебряных кубка. Матиас откупорил вино и плеснул каждому из нас.

– Ваше здоровье, господин Маддердин, – поднял кубок.