Ловцы душ

До сих пор я не задумывался над этим, но теперь задал себе вопрос: откуда Хоффентоллер взял деньги, чтобы выкупить из ломбарда украшения, а заодно и оплатить услуги вашего нижайшего слуги? Продал кусок леса? Часть поля? Может, занял у кого-то, кто также жаждал гибели Ройтенбаха? Или соседи вошли в заговор против маркграфа, чтобы после скупить по низким ценам его конфискованные Инквизиториумом владения? Как знать, однако ж Ройтенбах наверняка крепко достал местных дворян, без меры трахая их сестер и дочерей. Да-да, всякий мужчина должен понимать, что своего змея стоит держать на коротком поводке, ведь в ином случае тот может стать причиной немалых проблем.

Мы прикончили бутылку, и я поднялся, чтобы попрощаться. Правда, Хоффентоллер приглашал меня на обед, однако я предпочел бы возвратиться и поесть у Ройтенбаха, а не испытывать судьбу тем, что приготовят мне здесь. Ибо, если еда была того же качества, что и вино, у меня могло случиться расстройство желудка.

Хозяин провел меня к воротам, линялый пес проследил за нами взглядом еще более печальным, чем прежде, а одна из свиней попыталась почесаться о мою ногу. Я отогнал ее пинком.

– Сами видите, как мы тут живем, – жалобным тоном сказал Хоффентоллер.

Я же пожал ему на прощание руку и прыгнул в седло. Впереди меня ждала чудесная прогулка, и я решил воспользоваться этой оказией. Не подгонять коня, поскольку к Ройтенбаху, Анне и их тайнам я тоже особо не спешил – как и к Курносу с близнецами.

Я проехал без малого милю, когда из-под куста на меня выпрыгнул худой парень с лицом, схожим с мордочкой ласки. Тот самый, который работал в имении Хоффентоллера. Скакун мой испугался, и я с трудом сдержал его, чтобы не встал дыбом.

– Гвозди и терние! – выругался я, потянувшись к плетке.

– Нет, господин, нет! – закричал парень. – Не бейте зверушку!

– Я не его собирался бить, – ответил я, усмехнувшись, поскольку меня позабавило простодушие слуги и то, что он осмелился встать на защиту коня. – Чего хочешь?

– Вы ведь инквизитор, господин, правда?

– Инквизитор.

– Дайте пять дукатов, и скажу вам нечто такое, что Иисусе нам помоги!

– Пять дукатов? Мальчик, да ты сдурел. Уйди с дороги.

А поскольку он не послушался, я ударил лошадку пятками. Та легонько столкнула слугу с дороги.

– Три дуката, господин? – парень побежал рядом.

Я ускорил шаг лошади.

– Ну хоть дукатик! – закричал он.

Я натянул вожжи.

– Говори, – приказал, – а я посмотрю, стоит ли это дуката.

– Он там, знаете? Сидит в подвале. Старый, высохший и с таким лицом, что…

– Кто, мечом Христа…

– Прадед моего господина.

– Ты сдурел, – ответил я. – Ему должно быть сто пятьдесят лет.

– Дед господина им занимался, потом отец господина, а теперь сам господин тоже. И госпожа. Я ничего не видел, я только раз зашел, потому что их милость двери не притворили. Заставили потом на распятии и Библии поклясться, что я никому не скажу.

– Отпускаю тебе эту вину, – сказал я великодушно.

Вынул из кошеля дукат и кинул ему. Парень ловко подхватил монету, дохнул на нее и спрятал за пазуху.

– Никому ни слова, – приказал я. – Предашь – и попадешь на стол к палачу. Понял?

Тот кивал истово.

– Теперь возвращайся к твоему господину. А ночью проведешь меня в подвал и покажешь, что видел.

– Нет, господин, прошу вас…

Я спрыгнул с седла, схватил парня за горло. Так сильно, что он захрипел, но я при этом оставался аккуратен – чтобы не причинить ему вреда и не оставить следов.

– Будет, как я сказал, – сообщил я ему. – Останешься послушным – и получишь еще один дукат.

Когда он услыхал эти слова, глаза его аж засияли от алчности. Несмотря на испуг.

– Если попытаешься сбежать, живьем шкуру сдеру. – Я дал ему минутку, чтобы он хорошенько понял, о чем я говорю – и что говорю совершенно серьезно. Потом я отпустил парня. – Ну, ступай уже и не хвастайся деньгами, потому что сразу начнут спрашивать, откуда они у тебя. И еще одно: даже если все нынче станут пить, ты – не пей…

Я не знал, что об этом и думать. Парень точно не врал, но ведь невозможно, чтобы Маврикий Хоффентоллер, участник Крестового похода, был жив. Конечно, временами доходили слухи о столетних старцах, но никто и никогда не слыхивал о старце стопятидесятилетнем! В наше время считают пожилыми мужчин на пятом десятке. Я подозревал, что Матиас, например, может прятать от мира своего больного на голову деда или отца (а такие вещи случались). И когда бы не тот короткий разговор двух дворян, о котором мне рассказал Курнос, я наверняка не стал бы расследовать это дело, посчитав его совершенно неправдоподобным. Однако я помнил о словах дворян, утверждавших, что Маврикий вернулся из Крестового похода. Может, он заразился там одной из ужасных болезней Востока? Но в таком случае как он мог прожить столько лет, несмотря на терзавшую тело хворь?

Все это было слишком таинственно, а ваш покорный слуга всегда ненавидел тайны. Люблю, когда все проясняется, а всякий фрагмент становится на свое место. Таким уж я родился, что тут поделаешь…