Ловцы душ

Я снова повернул к подворью. Хоффентоллеру сказал, что, если тот позволит, охотно проведу вечер и ночь в его доме, поскольку общество маркграфа не слишком-то мне и нравится. Дворянин обрадовался, посчитав мои слова правдой, и приказал готовить ужин. Тянущееся время мы окропляли вином, и я старался, чтобы хозяин не пропускал ни кубка. Поэтому к еде он садился уже на крепком подпитии, хотя все еще держась в сознании. Я же надеялся, что это быстренько изменится, поскольку чуть ранее вынул из своей переметной сумы баклагу со сливовицей.

– Нет ничего полезнейшего перед едой, как взбодрить аппетит, – начал я и сделал вид, что от души глотнул. – Ну, до дна, господин Хоффентоллер!

Тот послушно приложился. Выпил кубок в три больших глотка. Выдохнул и фыркнул.

– Вот же ж, мать ее! – встряхнулся. – Хорошо, едрить! Креп-пкая.

Он встряхнулся снова, а потом глянул на меня:

– Богом клянусь, лучше б она умерла, чем ушла к Ройтенбаху.

– Вы так сильно его ненавидите?

– Ведь с ней там, в замке, всегда может что-то случиться, а, господин Маддердин? – он хитро подморгнул мне.

Если он предлагал мне тайно убить дочь, то был либо не в себе, либо сильно пьян, либо совершенно ослеплен ненавистью. В любом случае я сделал вид, что не услышал его слов, а поскольку и вправду проголодался – принялся за еду. Пище было не сравниться с той, что подавали в замке Ройтенбаха, однако, во-первых, я нагулял аппетит, а во-вторых, цыпленок, запеченный в меду, и сочная утка были все же весьма недурны. Хоффентоллер же ел как-то без аппетита. Он лишь покачивался на стуле, время от времени бросая что-то в рот, однако большую часть времени всматривался блестевшими глазками в противоположную стену. Потому я снова наполнил кубки.

– За здоровье Светлейшего Государя! – крикнул.

– О да, да, – оживился он.

Ему удалось проглотить почти все – лишь пара капель упали на скатерть. Я долил, а поскольку бутылка закончилась, позвал слугу.

– Одна нога здесь, – приказал ему. – А мы, господин Хоффентоллер, за что сейчас выпьем?

– А-а-а? – не понял тот.

– Ну, за что же, как не за вас, – сказал я сердечно. – За здоровье и долгую жизнь. До дна!

На этот раз он не сразу попал кубком в губы, потому я встал и вежливо пособил ему. Подождал, пока посуда опустеет. Потом я сел и отрезал большой кусок цыплячьей грудки. Слуга принес бутылку вина и обеспокоенно поглядел на клюющего носом Хоффентоллера.

– Сколько у вас слуг? – спросил я его.

– Ну, щас скажу, – слуга отставил палец на левой руке. – Куно, Давидек, Дорота и ее сестра. Значится, пятеро будет.

– А Давидек, это тот, на ласку похожий?

– Ага, – раззявил он рот в усмешке.

– Вытяни-ка и для вас сколько-нибудь бутылочек. Господин Хоффентоллер разрешает.

– О, благодарю, ваша милость, – просиял слуга и отправился в сторону погреба быстрее, чем обычно.

Как раз наступили сумерки, когда все, кроме вашего нижайшего слуги, мертвецки перепились. Хоффентоллера я провел в постель, даже снял ему сапоги и накрыл одеялом. Пусть сладко спит. Потом я решил поглядеть, как там слуги. Все пятеро сидели за кухонным столом. Две женщины (одна постарше, другая – молодая) дремали, похрапывая, старый слуга и его товарищ рассуждали о чем-то столь невнятно, что едва разбирал отдельные слова.

– Готовы, ваша милость, – доложил Давидек.

– Тогда – вперед.

– Но ключ, ваша милость. К той комнате. У его милости он всегда на цепочке на шее.

Я раздумывал мгновение. Ежели, не дай Господь, Хоффентоллер очнется и заметит отсутствие ключа – будут неприятности. А я знал, что порой даже пьяные люди способны понять, что потеряли нечто чрезвычайно для них важное и ценное.

– Справимся и без ключа. От подвала же у тебя есть?

Он брякнул связкой у пояса и засмеялся пискляво.

– Даже не почувствовал, – кивнул на старика.

Тот же, как и его товарищ, уже не разговаривал, а сидел в печали. Я взглянул и заметил, что кубки их опустели. Наполнил те до краев.

– Со мною не выпьете? – приподнял я свой кубок.

– От’гожнев’пть?

Я проследил, чтобы они опорожнили кубки, и снова их наполнил.

– Идем, – кивнул Давидеку. – Высеки огонь и зажги свечу.

За комнатой, где мы беседовали с Хоффентоллером (он сладко спал, посвистывая носом), находились дверки. Давидек отыскал подходящий ключ, и мы спустились по лестнице. Свеча скверно пахла, видать, пчелиный воск был Хоффентоллеру не по карману, оттого он использовал сало. Ну, по крайней мере, давала она достаточно света.

– За коптильней, – прошептал мой проводник. Мы остановились перед толстенными дверьми из массивного дерева.

– Посвети-ка, – приказал я, склоняясь над замком.