Он смотрел на меня некоторое время, а потом взглянул куда-то в сторону (я не видел куда, поскольку зеркало это место не показывало) и взял виноградную кисть. Ленивым движением положил виноградину себе в рот.
– Я – Страж, – произнес.
– И что дальше? – спросил я, видя, что он не намеревается ничего мне объяснять.
– А дальше – ступай уже прочь, – сказал он капризным голосом.
Я взял серебряную тарелку, что стояла на столе.
– На сколько кусков разобьется это зеркало?
Он вздохнул:
– Я – Страж. Они – это дань мне. Затем, чтобы следующие семьдесят лет я охранял Врата.
– И что ты намерен с ними сделать? Пожрешь их? Выпьешь их кровь? – От кровати до меня донеслись перепуганные писки.
– Конечно нет. – Страж приподнялся на ложе. – У меня здесь вдосталь пищи, поэтому нет нужды пожирать людей, – по его лицу промелькнула гримаса отвращения. – Буду их ласкать, а они станут ласкать меня. Будут молоды и бессмертны, а потом, через семьдесят лет, отошлю их назад, в твой мир, усыпанных дарами. И получу следующих.
– Это всего лишь отвратительная ложь, – решил я.
– Что бы я с ними ни сделал – все лучше, чем если перестану стеречь Врата, – сказал он. – Но если ты действительно инквизитор, должен знать, что я говорю правду.
Однако не так просто распознать ложь в словах демонов без соответствующих ритуалов. Ибо разве демоны не существа, зачатые во лжи?
– Кого ты не пускаешь во Врата? И что такое те Врата?
– Того, кого призвали, – ответил он.
– Маврикий Хоффентоллер. Он это сделал.
– Да, он звался именно так. Старикашка, жаждущий мести. Это он вызвал его, и лишь я не впускаю его в ваш мир. Но, как ты знаешь, за все нужно платить. Моя же цена – именно такова, – он повел рукою, что должно было означать этих семерых девиц.
– Слушай…
– Нет, это ты послушай, – прервал он меня. – Я хочу свою жрицу и хочу, чтобы она наконец-то провела ритуал. А ты ничем не можешь мне угрожать, потому что ты – только отражение в зеркале.
И это было правдой. У Стража не было физического тела, поэтому он мог сколько угодно надо мной насмехаться. Я был уверен, что святолюбивые монахи из монастыря Амшилас совладали бы с этой проблемой, но я был всего лишь простым инквизитором, не имеющим ни малейшего понятия, как принудить к послушанию отражение в зеркале.
– Твою жрицу… Ах!
Теперь я знал наверняка, что речь шла об Анне Хоффентоллер. Значит, она восстала против своего прапрадеда и желала снять последствия заклинания, которое тот наложил. Черная магия против черной магии.
О да, здесь наверняка не хватало инквизитора!
Я приблизился и притронулся к раме. Это зеркало было обычным, а не магическим предметом, красивым и, должно быть, достаточно ценным. На него наложили некое заклинание, но оное можно было наложить и на стену или шкаф.
– Ну и что ты надумал? – свысока спросил меня демон.
Я снова отошел на несколько шагов.
– До свидания, – сказал и метнул тарелку прямо в зеркало.
Стекло со стоном раскололось на десятки кусков. Девушки испуганно пискнули.
– Нет, нет! – услышал я.
Я оглянулся. Самая старшая смотрела на меня с упреком и отвращением.
– Он был такой добрый, такой милый…
– Обещал нам, что мы будем счастливы! – крикнула другая.
– А ты его убил! – в голосе третьей слышалась ненависть.
Правильно ли я сделал? Может, стоило просто забрать девушек, а потом люди, присланные в замок маркграфа, тщательно исследовали бы зеркало?
Вот только я знал, что демона там уже не будет. Зеркало – просто окно, сквозь которое он видел наш мир и осматривал приготовленные ему дары. И что помешало бы ему отойти от окна? И уж конечно, я его не убил. Демоны не гибнут так просто. Но окно я предпочел уничтожить, чтобы сквозь него к нам не проникла какая-нибудь неожиданность. А если речь о заклятии, которое окно отворило, то у Анны Хоффентоллер будет достаточно времени и возможностей подробно ответить на заданные ей вопросы. И чем быстрее и точнее она будет отвечать, тем меньше станет страдать.
По крайней мере, так ей пообещают…
Итак, девушки спасены, а провести демонические ритуалы теперь невозможно. Конечно, я не мог сразу же освободить девиц. Будет лучше, если до поры они останутся в этой чудесной комнатке – пока замок Ройтенбаха не станет безопасным местом.