Ловцы душ

Приемная епископа была обставлена чрезвычайно скромно. В первой комнате стояли круглый стол и шестнадцать резных кресел. Здесь проходили большие совещания и встречи. Сказать по правде, они-то как раз случались редко: епископ ненавидел разговоры в больших компаниях; предпочитал короткие беседы вдвоем, много – втроем. А они происходили в другой комнате, за огромным палисандровым столом. Поверхность его была столь велика, что могла стать палубой небольшой ладьи. Епископ сидел с одного края, под резными львиными головами, гостей же усаживал напротив.

В комнате были еще два набитых бумагами секретера, книжная полка во всю стену и застекленный шкафчик, в котором посверкивали хрустальные бокалы и стояло несколько бутылок хорошего вина. Известно было, что епископ не прочь время от времени побаловать себя винцом и частенько с трудом мог покинуть канцелярию на своих двоих.

– Мордимер, сыне! – закричал он радостно. – Проходи и садись.

Голос его подрагивал, а это значило, что епископ успел крепко выпить. Увы, Его Преосвященство давно уже пил не радости ради. Хуже всего было, когда он пил, чтобы заглушить боль от приступов подагры или позабыть о том, что слишком много пьет. Или о том, как вредно для его здоровья пить. В такие дни лучше было не показываться в его кабинете. Но в этот раз я знал, что подагра отступила, а по широкой улыбке епископа сделал вывод, что и геморрой, язва и раздражение нынче не портили день Его Преосвященству. Что, конечно, ничего не значило, поскольку поведение епископа, больного или здорового, было совершенно непредсказуемым. И тем не менее бедный Мордимер полагал, что ему сильно повезло.

– Верный слуга Вашего Преосвященства. – Я низко склонился и пристроился на краешек стула.

– Выпьешь со стариком? – глянул епископ на меня из-под припухших век.

И не ожидая ответа, вынул из шкафчика бокалы. Высокие, из сверкающего хрусталя, на тонкой, оплетенной серебром ножке. Собственноручно налил вина из запыленной бутылки, а я от уважения привстал.

– Сиди, сыне, сиди, – приказал он ласково и наполнил себе бокал до краев – аж капелька вина задрожала и сползла на стол, прочертив красную дорожку по хрусталю.

Удобно развалился в кресле напротив меня и удовлетворенно вздохнул.

– Как твои дела? Не нужно ли чего-то?

Гряньте, ангельские трубы! Кто подменил епископа? В таком настроении я давненько его не видывал.

– Всегда могло бы быть лучше, Ваше Преосвященство, – ответил я вежливо. – Но я утешаюсь мыслью, что могло быть и куда хуже.

– Весьма верно, – всплеснул он руками. – Вот за это люблю тебя, Мордимер. За твой доброжелательный взгляд на мир. И может, пришло наконец-то время, чтобы мир взглянул на тебя чуть доброжелательней?

Верьте или нет, милые мои, но я встревожился. Очень встревожился. Говоря честно, хотел бы я, чтобы мир не смотрел на меня ни доброжелательно, ни враждебно, поскольку я прекрасно чувствовал себя, находясь в тени. Плохо привлекать чрезмерное внимание близких. Я ведь тишайший человек, со смиренным сердцем, и в том не только мой характер, но и смысл дела, кое я исполняю во славу Господа.

– Я внимательно слушаю, Ваше Преосвященство.

– Ну, выпей-ка, Мордимер.

Я послушно взял бокал в руку. Очень осторожно, поскольку хрусталь был как прозрачный горный воздух, наполненный багрянцем. Попробовал.

– А неплохо, верно? – в голосе Герсарда я услыхал такое удовлетворение, будто он сам приготовил сей напиток.

– Превосходно, – ответил я искренне.

– Ты ведь слыхал о походе на Палатинат, Мордимер? – спросил епископ уже весьма деловым тоном.

Я отставил вино и выпрямился.

– Конечно, Ваше Преосвященство. Трудно не услышать. По всему городу трубят о том.

– Верно, – пробормотал он. – Разговоры, обещание огромной добычи, миражи спасения и искупления грехов…

По иронии в его голосе я понял, что действия имперских вербовщиков ему не слишком-то по душе. Вот только он ничего не мог поделать, ведь поход получил папское благословение, а император одной из главных целей своей жизни считал покорить Палатинат.

– Удивлен, а? Что я не поддерживаю сего безумия?

Некоторое время я раздумывал: быть искренним или вежливым? Решил, что в этом случае искренность будет лучше. Епископ любил быть в центре внимания. Ну, до определенных границ, конечно же. До определенных разумных границ.

– Я всего лишь простой человек, Ваше Преосвященство, – признался я. – И конечно, я удивлен, что Ваше Преосвященство не поддерживает поход на еретиков и богохульников.

– Все удивляются, – произнес он в пространство и с печалью поглядел на пустой бокал. – Пей, Мордимер. Знаешь, что от вина разыграется моя язва? А, верно, знаешь, – сказал сам себе. – Это ведь ты мне посоветовал, чтобы я лечился молоком. Верно. И оно помогло! – воздел он указательный палец. – Но сколько ж можно пить молока? – епископ глубоко вздохнул. – А вино так приходится человеку по вкусу, что и оглянуться не успеешь – а уже бутылочка-две стоят пустыми. А вот вода или молоко… – он снова вздохнул. – Всякий глоток – поперек горла, будто отрава какая…