Ловушка для Золушки

Был самый обычный вечер. Мики переодевалась, собираясь на свидание с Франсуа. До читала, сидя в кресле, она и открыла дверь. Жанна Мюрно посмотрела на нее так, как смотрят в дуло пистолета, сняла пальто и позвала, не повышая голоса:

– Мики, ты идешь?

Та появилась в махровом халате, попыталась жалобно улыбнуться, словно уличенная в какой-то провинности, губы у нее дрожали. Последовал короткий обмен репликами по-итальянски, из которого До почти ничего не поняла, но зато увидела, как Мики с каждой новой фразой словно съеживалась, как вязание, которое распускают ряд за рядом. Она переминалась с ноги на ногу, сама не своя.

Жанна подошла к ней широкими шагами, поцеловала в висок, взяла за локти и, не отпуская, несколько долгих минут пристально смотрела ей прямо в глаза. Похоже, она сказала ей что-то не слишком приятное. У нее был глубокий спокойный голос, но тон резкий, каждое слово – как удар плеткой. Мики трясла распущенными волосами и не отвечала. В конце концов До увидела, как она, побледнев, вырвалась из лап драконихи и отстранилась, запахивая халат:

– Я не просила тебя приезжать! Могла оставаться, где была! Да, я не изменилась, но и ты тоже. Как была занудой Мюрно, так и осталась. Разница лишь в том, что с меня довольно!

– А вы и есть Доменика? – спросила Жанна внезапно, резко повернувшись к До. – Тогда идите выключите воду в ванной.

– Пойдешь, только если я скажу! – вмешалась Мики, не давая До пройти. – Стой, где стоишь. Послушаешься ее один раз, и от нее уже никогда не отвязаться!

До отступила на три шага назад, даже не отдавая себе в этом отчета. Жанна пожала плечами и пошла сама закрыть краны. Когда она вернулась, Мики толкнула До в кресло и встала рядом. У нее все еще дрожали губы.

Жанна застыла на пороге, высоченная, светловолосая, и заговорила по-итальянски, в конце каждой фразы поднимая указательный палец, словно подчеркивая значимость своих слов; при этом говорила она невероятно быстро, не давая себя перебить. До несколько раз услышала свое имя.

– Говори по-французски, – велела Мики. – До не понимает. Ты просто лопаешься от зависти! Она бы сразу догадалась, если бы понимала по-итальянски! Видела бы ты себя сейчас! Уродина, ну просто уродина!

Жанна улыбнулась и возразила, что До это совершенно не касается, и если она соизволит на несколько минут выйти из комнаты, так будет лучше для всех.

– До никуда не выйдет, – отрезала Мики. – Она все понимает. Она слушается меня, а не тебя. Я люблю ее, она моя. Ну-ка, смотри.

Она наклонилась, притянула До за голову, поцеловала в губы раз, другой, третий. До не сопротивлялась, у нее перехватило дыхание, она словно окаменела, но про себя твердила: «Я убью ее, найду способ, как ее убить. Но что это за итальянка, ради которой устраивается такой цирк?» У Мики были нежные губы, но они дрожали.

– Когда перестанешь кривляться, иди одевайся и собирай вещи. Тетя Рафферми хочет тебя видеть, – сказала Жанна спокойно.

Мики выпрямилась – из них троих ей было тяжелее всех, – поискала глазами чемодан, он стоял где-то в комнате и только что попадался ей на глаза. Куда же он делся? Открытый пустой чемодан лежал на ковре позади нее. Она схватила его обеими руками и запустила в Жанну Мюрно, но та увернулась.

Мики сделала несколько шагов вперед, выкрикивая что-то по-итальянски, вероятно, ругательства, схватила с камина большую изящную голубую вазу и тоже швырнула в высокую золотоволосую противницу. Та снова уклонилась, не отступив ни на шаг. Ваза разлетелась на кусочки, ударившись о стену. Жанна стремительно обогнула стол, подошла к Мики, одной рукой взяла ее за подбородок, а другой залепила пощечину.

Потом надела пальто и сообщила, что будет ночевать на улице де Курсель, что улетает завтра днем и у нее есть билет для Мики. Уже на пороге она добавила, что Рафферми при смерти и у Мики осталось не больше десяти дней, чтобы с ней повидаться. Когда она ушла, Мики рухнула в кресло и разрыдалась.

До позвонила в дверь особняка на улице де Курсель в ту минуту, когда Мики и Франсуа, по ее расчетам, должны были входить в театр. Жанна Мюрно не слишком удивилась ее появлению. Она забрала у нее пальто и повесила на ручку двери. Повсюду стояли стремянки, банки с краской, валялись куски ободранных обоев.

– Все-таки во вкусе ей не откажешь, – заметила Мюрно. – Получается очень красиво. Но у меня от запаха краски начинается мигрень, у вас нет? Поднимайтесь на второй этаж, там еще худо-бедно можно дышать.

Наверху в комнате, где уже расставили кое-какую мебель, они уселись рядом на краю кровати.

– Кто будет говорить, вы или я? – спросила Жанна.

– Начните вы.