Ловушка для Золушки

– Ждала на дороге. В четверть третьего я увидела, что начинается пожар. Я еще немного постояла. Не хотела подъезжать к дому первой. Когда я нашла тебя возле лестницы, у дома уже толпилось человек пять или шесть в пижамах и халатах, они были в панике и не знали, что делать. Потом приехали пожарные из Ле-Лек и потушили огонь.

– Разве предполагалось, что я постараюсь вытащить ее из моей спальни?

– Нет. Но, поскольку твое мужество произвело впечатление на полицейских из Марселя, идея оказалась неплохой. Правда, крайне опасной. Наверное, поэтому ты и была черной с головы до ног. Скорее всего, ты оказалась в ловушке в спальне и выпрыгнула в окно. По плану ты должна была поджечь ночную рубашку внизу, на первом этаже. Мы по сто раз отсчитывали, сколько нужно сделать шагов, чтобы добежать до бассейна. Семнадцать. Ты, кстати, должна была немного подождать, пока сбегутся соседи, а потом уже поджечь рубашку и прыгнуть в бассейн у них на глазах. Но ты, похоже, не стала ждать. В конце концов, в последний момент ты просто могла испугаться, что тебя вовремя не вытащат из воды, и не прыгнула.

– Может быть, я потеряла сознание, когда закрывала голову горящей рубашкой, и не могла двигаться?

– Не знаю. Рана на голове была большая и глубокая. Доктор Шавер считает, что ты прыгнула со второго этажа.

– Удивительно, как я вообще осталась жива! У меня на голове полыхала рубашка, а я так и не добралась до бассейна… Знаешь, все-таки твой план оказался не слишком удачным…

– Нет, план был нормальный. Мы сожгли четыре похожие рубашки. Больше семи секунд это не заняло ни разу, даже когда не было ветра. До бассейна ты добралась бы за семнадцать шагов. Пять, пусть даже семь секунд, обожжены только лицо и руки, – нет, исключено, ты не могла умереть. Но рана на голове вообще не входила в план. Как и ожоги на теле.

– Но разве я могла действовать не по плану? С какой стати я вдруг перестала бы тебя слушаться?

– Я рассказываю тебе так, как понимаю сама, – пожала плечами Жанна. – Похоже, ты не во всем меня слушалась. Реальность намного сложнее. Тебе было страшно – ты боялась предстоящего испытания, боялась думать о последствиях, боялась меня. Думаю, в последний момент ты решила что-то изменить или добавить. Ее нашли на пороге спальни, хотя она должна была лежать в кровати или рядом. Возможно, в какой-то момент ты действительно пыталась ее спасти. Не знаю.

Десять ночей, пятнадцать ночей в том октябре мне снился один и тот же сон: я действую невероятно быстро, но безуспешно, пытаясь спасти девушку с длинными волосами – то она горит в огне, то тонет, то на нее наезжает огромная неуправляемая машина. Я просыпалась в холодном поту, укоряя себя за трусость. Нужно быть по-настоящему трусливой, чтобы подмешать несчастной девушке снотворного, а потом спалить ее заживо. Ужасно трусливой, чтобы тешиться ложью, будто я пыталась ее спасти. Амнезия была для меня единственным выходом. Я ничего не помнила только потому, что я, невинный ангелочек, ни за что на свете не вынесла бы собственных воспоминаний.

Мы оставались в Париже до конца октября. Я смотрела летние пленки с Мики. По двадцать, тридцать раз. Я усвоила ее жесты, походку, манеру быстро поднимать взгляд в камеру, на меня.

– И в речи у нее присутствовала такая же торопливость, – наставляла меня Жанна. – Ты говоришь слишком медленно. Она начинала следующую фразу, не закончив предыдущей. Перескакивала с одной мысли на другую, будто слова ничего не значили, будто собеседник уже и так давно все понял.

– К тому же она была умнее меня.

– Я этого не говорила. Попробуй еще раз.

Я пробовала. У меня получалось. Жанна давала мне сигарету, щелкала зажигалкой, смотрела изучающе:

– Ты куришь, как она. Разница только в том, что ты действительно куришь, а она делала одну-две затяжки и гасила сигарету в пепельнице. Хорошенько запомни: она все бросала, едва начав. Новая мысль интересовала ее всего несколько секунд, переодевалась она по три раза на дню, мальчики не задерживались дольше недели, сегодня ей нравился грейпфрутовый сок, а завтра – водка. Две затяжки, и бросаешь сигарету. Это нетрудно. Можешь тут же закурить новую. Так даже лучше.

– И накладнее, нет?

– А вот это уже твои слова, она так бы ни за что не сказала… Никогда не повторяй такого.

Она посадила меня за руль «фиата». Проделав несколько маневров, я уже могла водить машину довольно уверенно.

– А что стало с «эм-джи»?

– Сгорела вместе со многим другим. То, что от нее осталось, нашли в гараже. С ума можно сойти, ты держишь руль в точности как она. Не такая уж ты была дурочка, в наблюдательности тебе не откажешь. Хотя, надо признать, водила ты только ее машину. Будешь паинькой, я куплю тебе такую же, когда будем на юге. Но уже на «твои» деньги.

Она одевала меня, как Мики, делала макияж, как у Мики. Широкие шерстяные юбки, нижние юбки, белье – белое, цвета морской волны, небесно-голубое. Лодочки фирмы Рафферми.

– Как тебе жилось, когда ты клеила каблуки на фабрике?

– Мерзко. Ну-ка повернись еще раз.

– Когда я поворачиваюсь, у меня кружится голова.