Ловушка для Золушки

Ницца. Отец Мики, Жорж Изоля, оказался очень худым, очень бледным и очень старым. Он смотрел на меня полными слез глазами, голова у него тряслась. Он даже не осмеливался меня обнять. Когда он наконец решился, я тоже зарыдала. Абсурдное состояние: я не чувствовала себя ни испуганной, ни несчастной, скорее наоборот – меня буквально распирало от счастья, когда я увидела, насколько счастлив он. Мне кажется, я на несколько минут забыла, что я не Мики.

Я обещала часто навещать его. Уверила, что хорошо себя чувствую. Вручила ему подарки и сигареты, осознавая, как это мерзко с моей стороны. Жанна увела меня. В машине она дала мне выплакаться вволю, но потом попросила прощения за то, что хочет воспользоваться моим шоком – она договорилась, что нас примет доктор Шавер, – и отвезла меня прямо к нему. Она полагала, что со всех точек зрения будет только лучше, если он увидит меня в таком состоянии.

Должно быть, тот подумал, что потрясение от встречи с отцом угрожает моему выздоровлению. Он нашел у меня крайнее физическое и нервное истощение и велел Жанне какое-то время никого ко мне не пускать. Чего она и добивалась.

Именно таким я его и запомнила: грузный, волосы ежиком, крупные, как у мясника, руки. Вообще-то я видела его всего один раз, между двумя вспышками яркого света, то ли до, то ли после операции. Он сообщил мне об опасениях своего шурина, доктора Дулена, и открыл папку, которую тот ему прислал.

– Почему вы перестали посещать его?

– Эти сеансы приводили ее в ужасное состояние, – вмешалась Жанна. – Я говорила с ним по телефону. Он сам решил, что разумнее их прекратить.

Шавер, который был старше и, по-видимому, увереннее в себе, чем доктор Дулен, заметил Жанне, что спрашивает у меня, а не у нее, и будет очень признателен, если она оставит нас. Она отказалась:

– Я хочу знать, как ее лечат. Я вам полностью доверяю, но не оставлю ее наедине ни с кем. Вы можете говорить с ней в моем присутствии.

– Что вы в этом понимаете? – возразил он. – В истории болезни говорится, что вы сопровождали ее на все сеансы доктора Дулена. И он ни капельки не продвинулся после ее выхода из клиники. Вы хотите ее вылечить? Да или нет?

– Я хочу, чтобы Жанна осталась, – сказала я. – Если ей придется уйти, мы уйдем вместе. Доктор Дулен обещал, что память вернется очень скоро. Я делала все, чего он от меня требовал. Играла с кубиками и проволочками. Часами излагала ему свои проблемы. Он делал мне уколы. И если он ошибся, то Жанна тут ни при чем.

– Да, он ошибся, – вздохнул Шавер, – и теперь я начинаю понимать, по какой причине.

Я заметила в открытой папке страницы, испещренные моим автоматическим письмом.

– Так он ошибся? – удивилась Жанна.

– Прошу вас, не цепляйтесь к словам, вы ведь не понимаете, что я имел в виду. У нашей девочки нет никакого повреждения мозга, но ее воспоминания заканчиваются на первых пяти или шести годах жизни, как у дряхлой старушки. Однако навыки сохранились. Любой специалист по нарушениям памяти и речи диагностирует ее состояние как частичную амнезию. Потрясение, эмоции… В ее возрасте это может длиться три недели или три месяца. Если доктор Дулен ошибся, то сам понял это, иначе не обратился бы ко мне. Я хирург, а не психиатр. Вы читали то, что она написала?

– Да, читала.

– Почему для нее так важны слова «руки», «волосы», «глаза», «нос», «рот»? Они часто попадаются в тексте.

– Не знаю.

– И я тоже, вообразите себе. Но я знаю одно: девочка была больна еще до несчастного случая. Проявляла ли она экзальтированность, агрессивность, эксцентричность? Наблюдалась ли у нее тенденция жалеть саму себя, плакать во сне, видеть кошмары? Замечали ли вы за ней внезапные вспышки гнева, как в тот день, когда она замахнулась загипсованной рукой на моего шурина?

– Я не понимаю. Мики очень эмоциональна, ей двадцать лет, допустим, она вспыльчива от природы, но отнюдь не больна. Напротив, она всегда была на редкость разумной.

– Боже правый! Да разве я говорю, что она неразумна? Давайте попробуем понять друг друга. Еще до пожара у этой девочки наверняка наблюдались некоторые признаки истерии. Замечу, что людей, страдающих этим пороком, намного больше, чем, скажем, коллекционеров марок или курильщиков трубок. Когда я утверждаю, что она была больна, это прежде всего мое личное, субъективное мнение, и речь идет о начальной стадии заболевания. Кроме того, некоторые виды амнезии или афазии являются типичными симптомами истерии.

Он встал, обогнул стол, подошел ко мне – я сидела на кожаном диване рядом с Жанной, – взял меня за подбородок и повернул к ней мое лицо: