Ловушка для Золушки

Парень, которого упоминала мадам Иветта, так и не появился. Почтовое отделение в Ла-Сьота показалось нам довольно большим, вряд ли меня могли подслушать, но телефонная связь с мысом Кадэ действительно шла через них.

За четыре дня до оглашения завещания Жанна погрузила в багажник машины свой чемодан и отбыла во Флоренцию. Накануне вечером мы поехали на моем «фиате» поужинать в Марсель. За столом она неожиданно стала весело и безмятежно рассказывать о своих родителях (она родилась в Казерте и, вопреки французской фамилии, была итальянкой), о том, как начинала работать у Рафферми, о «золотом времени» с восемнадцати до двадцати шести лет, когда она принадлежала самой себе. Когда мы возвращались домой, где-то между Кассисом и Ла-Сьота она обняла меня, положила голову мне на плечо и придерживала руль всякий раз, когда меня заносило на крутых поворотах.

Она обещала мне вернуться из Флоренции как можно скорее, как только уладит дела, связанные с завещанием. За неделю до смерти Рафферми добавила второй конверт с ограничительным условием, где оговаривалась точная дата оглашения завещания – день моего совершеннолетия, на тот случай, если она скончается раньше. То ли старуха специально старалась досадить Мики (теория Жанны), то ли просто чувствовала приближение конца и хотела дать поверенным время разобраться с расчетами (теория Франсуа Шанса). Мне казалось, что никакой разницы нет, но Жанна объяснила, что внесение добавлений в завещание может повлечь за собой больше осложнений, чем простая замена старого завещания новым, однако в любом случае многочисленная родня Рафферми использует любой предлог, чтобы вставить нам палки в колеса.

После нашего визита в Ниццу было решено, что Жанна заедет по дороге за отцом Мики и возьмет его с собой во Флоренцию. Из-за присутствия мадам Иветты в момент нашего расставания Жанна ограничилась лишь банальными напутствиями: «Ложись пораньше» и «Будь умницей».

Мадам Иветта обосновалась в спальне Жанны. В первую ночь я совсем не могла спать. Я спустилась в кухню выпить воды. Затем, увидев, какая стоит чудесная ночь, накинула куртку Жанны прямо на ночную рубашку и вышла в сад. В темноте обошла виллу. Сунув руку в карман куртки, нащупала пачку сигарет. Я прислонилась к стене возле гаража, достала сигарету и поднесла к губам.

Кто-то рядом со мной чиркнул спичкой.

Я убита

Паренек появился в сиянии июньского солнца в ту минуту, когда Мики, загоравшая на крохотном галечном пляже у подножья мыса, закрыла журнал. Сперва он показался ей великаном в белой рубашке и линялых полотняных брюках, потому что возвышался прямо над ней. Но вскоре она поняла, что он совсем не высокий, скорее даже маленький, но зато очень хорош собой: большие темные глаза, прямой нос, пухлые девичьи губы и необычно прямая осанка – руки в карманах, плечи развернуты.

Мики и До жили на вилле на мысе Кадэ уже две или три недели. В тот день Мики пришла на пляж одна: До взяла машину и поехала в Ла-Сьота купить в местном магазине какую-то ерунду – то ли брюки, которые они видели вместе и Мики сочла их ужасными, то ли розовые серьги, не менее отвратительные. Во всяком случае, именно так Мики рассказывала позднее тому парню.

Он подошел бесшумно, даже гравий не зашуршал под ногами. Он был худощав и двигался с вкрадчивой кошачьей грацией.

Мики подняла на лоб солнечные очки, чтобы лучше его разглядеть. Она села, прижимая к груди расстегнутый верх от купальника. Без всякого южного акцента юноша спросил, верно ли, что ее зовут Мики. Потом, не дожидаясь ответа, сел рядом, слегка повернувшись в ее сторону с таким невероятным изяществом, словно был профессиональным гимнастом. Она официальным тоном заявила, что это частный пляж и она будет весьма признательна, если он отчалит.

Увидев, что у нее никак не получается застегнуть лифчик на спине, он быстро нагнулся и так ловко справился с застежкой, что она не успела опомниться.

Потом он сообщил, что идет купаться. Скинул рубашку, брюки и холщовые туфли на веревочной подошве, оставшись в жутких армейских трусах цвета хаки, и вошел в воду.

Плавал он так же, как ходил, спокойно и бесшумно. Он вернулся к ней; мокрые темные пряди прилипли ко лбу; выудил пачку «Голуаз» из кармана брюк. Предложил Мики сигарету, почти наполовину выпотрошенную. Когда он поднес ей спичку, на бедро Мики упала капля воды.

– Знаете, зачем я здесь?

Мики ответила, что догадаться нетрудно.

– Не смешите, – сказал он. – Девчонок мне хватает. Я к вам присматриваюсь уже неделю, но, честное слово, у меня на уме совсем другое. Вообще-то меня интересует ваша подружка. Кстати, она тоже ничего, но то, что я хочу понять, так просто не увидишь. Это здесь. – Он приложил ко лбу указательный палец.

Отстранившись, он растянулся на солнце с сигаретой в зубах, подложив руку под голову. Молчал добрую минуту, потом скосил глаза, вытащил сигарету изо рта и объявил:

– Черт возьми, а вы не любопытная!

– Что вам нужно?