Ловушка для Золушки

– Разве она похожа на маразматичку? У нее не частичная, а избирательная амнезия. Объясню проще, чтобы было понятно. Она забыла не какой-то определенный отрезок своей жизни или отрезок времени, пусть даже довольно большой. Она попросту отказывается что-то или кого-то вспоминать. Знаете, почему доктор Дулен пришел к такому заключению? Потому что даже до четырех- или пятилетнего возраста у нее в памяти уже есть провалы. Травматическое событие должно быть связано – прямо или косвенно – с таким количеством воспоминаний, начиная с самых ранних, что она по очереди вычеркнула их все, одно за другим. Понимаете, что я хочу сказать? Вы когда-нибудь кидали в воду камешки? Концентрические круги, которые от них расходятся, могут послужить иллюстрацией.

Он отпустил мой подбородок и очертил в воздухе круги.

– Возьмем рентгеновские снимки и описание хирургической операции, – продолжал он, – и вы убедитесь, что моя роль свелась к тому, что я ее только залатал. Сто четырнадцать швов. Уверяю вас, в тот вечер я действовал точно, я достаточно компетентен в своей области и готов утверждать, что не задел мозг. Здесь речь идет не о травме и даже не о последствиях физического шока: тут причину надо в первую очередь искать в душе, а не в голове. Это типичное психологическое вытеснение, так что девочка уже была больна.

Больше я выдержать не могла. Я встала и попросила Жанну увезти меня, но он крепко схватил меня за руку.

– Я нарочно старался тебя напугать, – сказал он, повысив голос. – Возможно, ты выздоровеешь сама, а возможно, и нет. Но если ты попросила бы у меня один-единственный полезный совет, я бы ответил: приходи ко мне снова. А еще подумай вот о чем: пожар произошел не по твоей вине, девушка погибла не из-за тебя. Желаешь ты ее вспоминать или нет, но она существовала. Красивая девушка, твоя ровесница, звали ее Доменика Лои, и она действительно умерла, и тут ничего не изменишь.

Он успел отпустить мою руку, прежде чем я успела его ударить. Сказал Жанне, что полагается на нее и надеется увидеть меня снова.

Мы провели в Ницце три дня – в гостинице на берегу моря. Октябрь уже подходил к концу, но на пляже еще были купальщики. Я смотрела на них из окна нашего номера и убеждала себя, что узнаю этот город, этот запах водорослей и соли, который приносил с собой ветер.

Жанна ни за что на свете не собиралась снова показывать меня доктору Шаверу. Он считала его не просто кретином, а еще и хамом. По ее словам, он сам страдал душевным заболеванием, только не истерией, а паранойей. Он заштопал столько голов, что его собственный мозг превратился в подушечку для иголок. У него самого голова дырявая.

А я все-таки хотела бы увидеться с ним еще раз. Конечно, он вел себя грубо, но я жалела, что прервала его. Он не все успел мне рассказать.

– Он вообразил, что ты хочешь забыть саму себя! – потешалась Жанна. – Вот так номер.

– Так или иначе, он попал в самую точку. Не строй из себя дуру. Я хочу забыть Мики, только и всего.

– Будь он в курсе, все его блестящие аргументы тут же рассыпались бы. Уж не знаю, что он подразумевает под истерией, хотя, если на то пошло, Мики и впрямь иногда нуждалась в лечении, но ты-то совершенно нормальная. Я ни разу не видела тебя перевозбужденной или взвинченной, как она.

– Но ведь это я хотела ударить доктора Дулена, и тебе врезала тоже я. Что правда, то правда!

– Учитывая состояние, в котором ты находилась, думаю, такое могло случиться с каждым. Я на твоем месте, наверное, схватилась бы за кувалду! Между прочим, ты тоже неделю ходила в синяках от затрещин, даже не попытавшись дать сдачи психопатке, которая, кстати, была с тобой в одной весовой категории. Но речь ведь не о ней, а о тебе!

На третий день она объявила, что мы возвращаемся на мыс Кадэ. Приближался момент оглашения завещания. Ей обязательно нужно присутствовать, а я останусь на несколько дней одна на вилле с прислугой. Она считала, что со своей ролью во Флоренции я пока не справлюсь. Ремонт дома на мысе Кадэ начался через две недели после пожара, и теперь нежилой оставалась только комната Доменики. Там я буду вдали от людей, и спокойная обстановка наверняка поможет выздоровлению.

По этому поводу мы поссорились, впервые с момента моего бегства от нее в Париже. Одна мысль о том, что придется вернуться на виллу, где еще не успели устранить все следы пожара, а тем более выздоравливать там, приводила меня в ужас. Но я, как всегда, уступила.

Днем Жанна оставила меня одну на террасе отеля. Она вернулась на другой машине, кабриолете «фиат 1500», не белой, а светло-голубой, и сказала, что она моя. Она вручила мне документы и ключи, я села за руль и покатала ее по городу.