Возникла пауза. Ра-Гор, сидя на берегу обширного водоёма, поддерживал себя, опираясь обеими ладонями об землю, плодородную мягкую почву. Даже она восхищала его, как восхитило бы вдруг прозревшего слепца от рождения послегрозовое небо и полосатая лента насыщенной, только-только проявившейся радуги. Ра-Гор с трепетом ощупывал рыхловатую поверхность под собой пальцами около десяти минут, и лишь после этого немного успокоился и погрузился в созерцание природы. На фоне первозданно, нетронуто ярких и сочных оттенков всего, что находилось внизу, небо казалось мрачноватым и прохладным. Неприветливым, отстранённым и погружённым словно бы в никогда не меняющиеся и не двигающиеся ни вперёд, ни назад думы о том, что недоступно разумению смертных. Всё шелестело, перешёптывалось, существовало по неведомым двум чужакам правилам. Ра-Гору даже чудилось, что он попал в обетованный край, где текут сладчайшие реки из молока и мёда. Он ощущал этот день праздником, причём настолько, что не разочаровался бы, даже завершись тот их с Кайто съедением местной фауной. Праздник… На Зоахиме их не было, как можно прохлаждаться и развлекаться, если работа сама себя не выполнит? Альмайя считали, что, дав себе хотя бы день поблажки, обратно в процесс ещё долго нормально не включишься, отдых – лишнее, слишком расслабляет, нарушает стабильность и размеренность бытия. Ещё, чего доброго, и большего хотеть начнёшь, а это вредно для здоровья и психики. Всегда, получая хоть немного больше, чем другие, ты обкрадываешь их, берёшь чужое. Ресурсы строго и тщательно распределены до последней крупицы. Праздники – прожигание бесценных запасов впустую. К ним готовишься порой много десятков дней, мечешься, вкладываешься, хлопочешь, выдыхаешься и из последних сил дорисовываешь пёстрые сочные штрихи, а он вспыхивает, как свеча – и тут же гаснет вновь, даже и углей перегоревших нет. Всё, что пело, искрило и танцевало – блёкнет и лежит заброшенным, исчерпавшим себя. Как будто примерещилось буйство огней и пиршество угощений со всего мира, россыпь сладостей и сияющие блёстки. Нет, альмайя шарахались от такого пуще, чем от эпидемии. У них допускались кое-как разве что кратковременные и скупые торжества для всего населения, например, в честь инаугурации Владетелей, но это другое, там нельзя ни петь, ни смеяться, ни слишком громко и оживлённо разговаривать. Потом, когда они покинули планету, то были слишком озабочены выживанием, и эта сторона жизни до сих пор выпадала из области его, Ра-Гора, внимания. И теперь он не знал, как подступиться, не умел и терялся. Наверно, так себя ощущают те, кто от рождения отличается от окружающих, так как природа невесть за какие прегрешения напрочь обделила его тем, что есть у них у всех, а ты видишь это и мучительно тянешься, но всё равно понимаешь – тебе недоступно. Это не для тебя и не про тебя, лучше не трогай, сам не получишь, а для других поломаешь и испортишь.
Над зелёным озером, всполошив всех его обитателей, пронёсся истошный вопль выпи. Кайто, правда, немало сомневался, что там действительно обретается выпь, однако, Ра-Гору сообщать о своих умозаключениях не стал – тому наверняка понадобится объяснение не только того, что такое выпь, но и того, что такое птицы вообще. Жёлтая, похожая на тонкие узкие лезвия, осока всколыхнулась, из неё стремглав сигануло прочь нечто вроде лохматого мяча с четырьмя глазками и длинными, наподобие паучьих, лапками.
– Мой народ считает себя величайшим феноменом во Вселенной. На всё остальное у нас учат смотреть с чувством своего безусловного превосходства. Представь себе ледяное выражение глаз, представь, что влечение любого рода к представителям других видов – всё равно, что для вас влечение к насекомым. Жучок или мотылёк могут нравиться, ласкать эстетический вкус, но ты же не попытаешься установить с ними равноправные взаимоотношения? То, что я говорю с тобой, дома сочли бы помешательством. Впрочем, с чего бы мне называть Зоахиму домом? Она прокляла и изгнала меня, я там ни минуты не ощущал себя в безопасности. Там пусто. Очень пусто. Голые багряные просторы, ни капли влаги, если не считать созданные нами искусственно участки, накрытые кислородным куполом. Это озеро… Знаешь, мне хочется окунуться в него, поплавать, даже если оно отравлено. Зато я успею побыть счастливым…
Это звучало даже не грустно, а как-то совсем безразлично-обречённо по отношению к тому, стоит ли ему, Ра-Гору, продолжать жить. Есть ли в будущем, нечто, заслуживающее того, чтобы он так принуждал себя. Кайто уловил, что для Ра-Гора большой разницы нет, умереть или продолжать влачить существование изгоя. Тот не избегая трудностей и ответственности, просто равнодушие всё уравнивало в его глазах – и почти обесценивало. Не то, чтобы он вовсе отчаялся достичь цели путешествия, но сомневался, понадобится ли то, что он добудет в результате, хоть кому-нибудь, или от этой информации отмахнутся. Да и не станет ли от пресловутых сакральных истин, таких желанных прежде, на самом деле хуже.