Ложь от первого лица

Что касается критики, то он и есть самый строгий критик своей книги. Как мы видим, он уже не молод, и последние годы своей жизни он посвятил единственной цели — разоблачению ошибки в своем произведении. Он серьезно ошибся в своих предположениях, но одно он может сказать наверняка и со всей прямотой: автор возложил на себя написание книги как священный труд. Автор всем сердцем верил, что, если и стоит чем-нибудь заняться — это написать «Первое лицо, Гитлер».

Его голос. Я должна описать неуловимое качество его голоса, без которого этот «отчет» был бы неполным. Я уже упоминала о неидентифицируемом акценте, но акцент — это не голос. Когда он говорил об искусстве, его голос патетически повышался, но в то же время в нем была нотка пародии, как если бы он представлял имитацию. Своего рода клоун, подражающий самому себе — клоун, изображающий клоуна, имитирующего подражание, самозванец, притворяющийся самозванцем, — до тех пор, пока слушатель не почувствует себя растерянным и глупым, потому что он понятия не имеет, что было в нижней части голоса и что он имеет в виду. То он казался искренним, то, казалось, насмехался над самим понятием искренности. Я хорошо помню действие этого голоса, но на этот раз я больше не ждала с нетерпением его следующего предложения в надежде, что оно откроет мне его намерения. Я уже знала, кто он такой. И я уже знала, что смысла искать не стоит.

Прошедшие годы или, возможно, тот факт, что он стоял на сцене, усилили противоречивые качества его голоса до ощущения мурашек по коже, и я почувствовала в аудитории скрытое беспокойство. Слева от меня Одед всё тёр и тёр запястьем о подлокотник кресла, как будто рассеянно расчесывал укус насекомого.

Голос упал почти до жалобного тона, когда он перешел к обзору двух авторов, перешагнувших черту до него. Ричард Лурье, профессор литературы, написал книгу «Автобиография Иосифа Сталина», которая, как следует из названия, повествует историю советского царя от первого лица. Если судить о степени зла по количеству жертв тирана, то Сталин был даже хуже Гитлера, но никто не обвинял профессора Лурье, который был кандидатом Пулитцеровской премии за другой его роман, в каких-либо возмутительных действиях, и никто не отождествлял его с героем книги и не называл его «Сталин».

Джордж Стайнер, выдающийся ученый и интеллектуал, дал Гитлеру право говорить и спорить в своей провокационной повести «Транспортировка господина Адольфа Г. в город Сан-Кристобаль». На Стайнера обрушился шквал критики — он и сам считал этот текст очень смелым — но по скромному мнению докладчика, Стайнер не решился зайти достаточно далеко, чтобы заглянуть в бездну. Гитлер Стайнера был полемическим Гитлером, не личностью в полном смысле этого слова, а скорее набором смелых заявлений о роли евреев в истории, споре автора с самим собой и своей идентичностью.

Взявшись за написание книги «Первое лицо, Гитлер», автор стремился превзойти то, что сделал Стайнер, которым он очень восхищался. Он стремился проникнуть в глубины души Гитлера, его души, а не его аргументов. Он хотел представить Гитлера не как серию аргументов и не как тематическое исследование под тем или иным психиатрическим ярлыком, а как человека, переживавшего реальность по-своему.

«Как этот человек переживал реальность?» — вопросил голос, и его палец поднялся, чтобы снова помассировать скулу.

Какие конфликты создавал бурный поток его сознания? Какие сны он видел? Какие образы запечатлелись в его голове в детстве? Эти вопросы, не давали ему покоя, и свою потребность в ответах, свою молитву об ответах он адресовал музе литературы. Все больше и больше он приходил к убеждению, что только там, только в сферах искусства, только в трансе, навеянном Мнемозиной, он сможет прийти к пониманию.

Через некоторое время нам покажут фильм «Падение». Что заставило нас выйти из дома в тридцативосьмиградусную жару и приехать сюда? Чисто академический интерес к последним дням Третьего рейха? Интерес к тому, как современные немцы рассказывают историю тех дней? Будем честны с собой. Мы приехали сюда, потому что втайне, в глубине души хотели увидеть Гитлера. Мы пришли повидаться с Гитлером, и нам не нужно стыдиться этого, потому что покрытая мраком тайна Гитлера, которая терзает нас, не подвластна времени; он обращается к нам и не отпустит нас, пока нам не удастся ее разрешить.