Мы упрекаем Пруста за то, что он устроился в столь узком кругу, – но едва ли кто-либо понимал и показывал эту узость лучше него. Пруст пишет о ничтожестве «высшего света» не только с интеллектуальной или чисто человеческой, но и
Романиста не интересует ни разочаровывающая действительность объекта, ни даже преображенный объект, но сам процесс преображения. Это черта великих романистов. Сервантеса не интересуют ни таз для бритья, ни шлем Мамбрина, однако он страстно увлечен тем, как Дон Кихоту удается принять простой таз для бритья за шлем Мамбрина. Что увлекает Марселя Пруста – так это то, как снобу удается принять Сен-Жерменское предместье за чудесное царство, в которое каждый мечтает попасть.
Социолог и романисты-натуралисты стремятся к одной и той же истине, навязывая ее всем, кто этого пожелает.
Для сноба предместье – это волшебный шлем, для не-сноба – таз для бритья. Нам вечно твердят, что миру грозят «частные» желания: богатства, довольства, власти, нефти и т. д. Романист же ставит на первый взгляд невинный вопрос: «Что такое снобизм?»
Задавшись вопросом о снобизме, романист на свой лад поднимает также вопрос о скрытых пружинах социальной механики. Ученые тут пожимают плечами: эта задача кажется им чересчур несерьезной. Стоит нам потребовать отвечать – они сразу тушуются. Они предполагают, что романист интересуется снобизмом в корыстных целях: он сам – сноб. Верней, он им был. Это факт; но вопрос никуда не девается. Что же такое снобизм?
Сноб не ищет никаких частных выгод; его радости и особенно его муки – чисто метафизические. На вопрос романиста не ответят ни реалист, ни идеалист, ни марксист. Снобизм – как пылинка, попавшая в шестеренки науки и разладившая ее механизм.
Желание сноба направлено к небытию. Когда конкретные различия между людьми в какой-либо части общества исчезают или отходят на второй план, в ней воцаряется абстрактная конкуренция – но мы еще долго будем путать ее с прежними конфликтами, форму которых она принимает. Абстрактную тревогу сноба не следует смешивать с классовым угнетением. Вопреки обычному мнению, сноб принадлежит не прошлому с его иерархиями, а настоящему и – в еще большей степени – демократическому грядущему. В эпоху Марселя Пруста Сен-Жерменское предместье представляло собой вершину той эволюции, которая быстро или не очень преобразила все слои общества. Обращение романиста к снобам связано с тем, что их желание содержит в себе «больше небытия», чем обыкновенное. Снобизм – это карикатура на такие желания, и в качестве таковой он заостряет одну черту и заставляет нас увидеть то, чего мы никогда бы не разглядели в оригинале.
Итак, в романическом откровении роль Сен-Жерменского предместья как псевдообъекта – привилегированная, сравнимая с ролью радия в современной физике. В природе радий занимает столь же мало места, сколь и Сен-Жерменское предместье – во французском обществе. Однако этот весьма редкий элемент наделен рядом исключительных свойств, которые опровергли отдельные принципы прежней физики и перевернули один за другим все перспективы науки. В точности так же снобизм опровергает отдельные принципы классической социологии, обнажая такие мотивы поступков, каких научная рефлексия не могла себе и помыслить.