Лубочная книга

— Это, милостивый государь, не рассудительно, — говорил Флейман, — на что страдать и мучиться о такой даме, которая любить вас не намерена? Вы сами изволите знать, что принужденная любовь приятна быть не может. Я вам советую, для своего облегчения от сей болезни, полечиться; здесь есть один французский доктор, который очень искусно от сих болезней вылечивает, и ежели вам угодно, то я его попрошу, чтоб он к вам приехал.

— Ах, мой друг, — сказал милорд, — возможно ль статься, чтобы сыскался такой доктор, который бы мог любовь из сердца выгнать? Я верно знаю, что меня от сей болезни, кроме той персоны, от которой я получил сию заразу, никакой человек избавить не может.

— А я, государь, вас уверяю, — говорил Флейман, — что сей доктор много молодых людей, страдавших сей болезнию, совершенно вылечил, ибо он знает некоторые совершенные симпатические лекарства.

— Очень хорошо, — сказал милорд, — сходи и попроси его ко мне; посмотрим его искусство.

Флейман тотчас побежал к дофине и сказал, что милорд приказал доктора просить к себе.

— Хорошо, — сказала дофина, — поди и скажи ему, что доктор скоро будет.

Флейман пошел домой, дофина после сего, убравшись в мужское платье и надев на себя парик, вскоре за ним, в образе доктора, к милорду приехала. Вошед в спальню, села подле его кровати и спрашивала, чем он болен.

— Я вам, господин доктор, — отвечал милорд, — чистосердечно открываюсь, что я получил сию болезнь от любовной страсти, которою заразился, будучи в опере, от одной дамы.

— Пожалуй, объявите мне ее имя, — говорил доктор, — а без того мне вас никак лечить не можно.

Милорд, не хотя объявить о ее имени, отвечал доктору:

— Нет, господин доктор, мне того никак сделать не можно, ибо я так много ее почитаю, что лучше соглашусь от сей болезни умереть, нежели объявить об ее имени.

Но доктор говорил ему, чтоб без всякой опасности в том открылся и верно бы надеялся, что, кроме его, никто ведать о том не будет, и притом уверял, что он действительно вылечит.

Милорд, будучи докторским обещанием уверен, говорил:

— Я заражен красотою французской дофины.

— Ах, господин милорд! — вскричал доктор. — Как вы осмелились к такой знатной и сияющей в непорочных добродетелях особе адресоваться с любовию? Я вам объявляю, что ежели бы вы влюбились в другую какую ни есть даму, то б я, конечно, вас вылечил и содержал бы сие тайно; а теперь пользовать мне вас никак не можно, потому что я собственный ее светлости доктор и по доверенности моей к ней утаить сего не могу; но донесу о том ей и думаю, что ее светлость, за нанесенную вами чрез сие чести ее обиду, не преминет искать надлежащей сатисфакции.

— Ах, господин доктор, — говорил милорд, — можно ль мне было ожидать, чтоб вы могли меня привесть в такое искушение? Я бы ни для чего никому на свете о том не объявил.

— Да и я, — отвечал доктор, — ежели бы от вас слышал о другой какой персоне, то бы мне объявлять и нужды не было, а то вы сами изволите рассудить, когда б вы что ни есть сведали касающееся до оскорбления величества вашего короля, то могли ль бы вы по верности вашей о том умолчать? Равномерно и мне ни под каким видом утаить сего не можно.

Милорд через силу встает с постели и, кланяясь доктору, просит, чтоб сделал с ним милость, не объявлять о том дофине.

— Пожалуйте, извольте сесть, — говорил доктор, — я вижу, что вы очень слабы, и опасаюсь, чтобы от движения вашего не усилилась ваша болезнь, а я уже по просьбе вашей о том умолчу, только вы сами будьте воздержны и никому об этом не объявляйте.

Милорд, благодаря доктора, просил его, ежели он может, то б хотя малое чрез свое искусство сделать ему от сей болезни облегчение, и подарил ему пятьдесят червонных. Доктор, не принимая денег, обнадеживает, что ему очень скоро поможет, и притом спрашивает у него:

— Да, полно, правда ли, что вы так страстно в нее влюблены?

— Ах, господин доктор, — отвечал милорд, — клянусь вам всеми богами, что я от ее красоты сие мучение претерпеваю, и ни на одну минуту ее прекрасный образ из мыслей моих не выходит.

— Нельзя этому статься, — говорил доктор, — ежели бы всегда красота ее представлялась в глазах ваших, то как же вы, видя ее пред собою, узнать ее не можете?

Сии докторовы слова привели милорда в великое сомнение, смотрит он на него с великою прилежностью и, признавая его очень похожим на дофину, думает, что, конечно, она сама наряжена в докторское платье, и для того говорит:

— Ах, милостивая государыня, что вы меня спрашиваете; вы, конечно, не доктор, но самая та обожаемая мною красота, от которой я так страдаю.

Доктор, рассмеявшись и вскоча со стула, сказал:

— Что вы, господин милорд, опомнитесь, конечно, вы в меланхолии, что доктора признаете вместо прекрасной. Пожалуйте, дайте мне свою руку, я вижу в вас великий жар, отчего вы так и бредите.

Милорд пришел в великий стыд, не знал, что делать; а доктор, посмотря его пульс, говорил: