Князь Узбек, как всех старший и знаменитейший из кабардинских князей, первый представил начальнику русского отряда Победоносцева, коего держа за руку, сказал первому с откровенностию: «Господин генерал! Вот мой пленник, или, лучше сказать, мой сын и друг, Гребенского полка эсаул Победоносцев Андрей, которого вам вручаю. Прошу покорнейше довести до сведения господина главнокомандующего вашими войсками, что сей благородный, добродетельный и храбрый юноша, находясь в доме моем для излечения жестоких ран, вел себя как нельзя лучше и заставил все мое семейство, вопреки нашей вере и закону, полюбить его всем сердцем и обращаться как с своим родным. Он лишил в сражении жизни моего сына, который нанес ему жестокую рану в грудь. Невзирая на оную, сей юный герой положил десятка два самых лучших моих воинов, дерзнувших с ним сразиться. Пять ран, полученных им и сем сражении, ослабили его богатырские силы, и меч выпал из рук его. Я сам перевязал его опасные раны и отослал в дом мой, где он выпользован. Не хочу запираться, что, прельстясь его наружностию, храбростию, умом и добродетелью, я и дочь моя, прекрасная Селима, которую я нарочно употребил для оказания ему пособий, чтоб он, прельстясь ее красотой, согласился принять нашу веру, обещав ее ему в жены и отдав все мое великое богатство, чтоб он заменил утрату моего сына; но он, обратив почти в христианку дочь мою, страстно его любившую, решительно нам обоим отказал, что он ни веры прародительской, ни присяги своему государю и отечеству никогда не решится изменить, заставил меня, удивляясь его твердости, терпению и мужеству в ратоборстве, с горестию и слезами вам в целости его представить, одарив прилично моему званию, богатству и достоинствам сего храброго юношу. Спросите его сами, господин генерал, правда ли это.
Г е н е р а л. Не нужно и спрашивать его, ибо слезами наполненные глаза его ясно меня удостоверяют в истине слов ваших.
Князь и Победоносцев кланяются и благодарят сего генерала, к отряду коего принадлежали все гребенские казаки.
Узбек, прощаясь с начальником отряда, повторял свою просьбу и, получив в исполнении оной уверение, обнял Победоносцева со всей родительской нежностию и слезами, облобызал его и сказал: «Прощай, милый Андрей!», вышел скоро из палатки, не дожидаясь в горести своих других князей, ибо бывшие у него в плену русские воины его подчиненными уже были сданы дежурному штаб-офицеру. Вскочил на своего коня и, сказав герою нашему еще в последний раз: «Прощай!», пустился со своей свитой во весь опор и скрылся от очей опечаленного Победоносцева.
Учинив размен пленных, командующий сим отрядом генерал выступил в обратный путь к главному корпусу. Победоносцев, которого он полюбил с первого взгляда, по приказанию его ехал подле него на подаренном ему Узбеком коне, и заставил удивляться богатой сбруе сего начальника, ласково с ним разговаривающего и спрашивающего об образе жизни кабардинцев, о местах, ими занимаемых, и прочем. Наконец зашел разговор об оставленной им Селиме и об их прощании, и Победоносцев со всей свойственной ему откровенностию рассказал все генералу, который похвалил его верность: к царю, вере, отечеству. «Признаюсь, — промолвил сей добрый начальник, — что не всякий из молодых людей, быв на вашем месте, решился бы пожертвовать славе таким блаженством, какое вам представлялось. Но вы очень благоразумно в этом щекотливом деле поступили и доказали кабардинцам, каковы русские воины».
При закате солнца сей отряд, при громогласных криках «ура!», выступил в наш лагерь, и генерал, снова уверя Победоносцева в своем предстательстве об нем у главнокомандующего, приказал ему явиться в полк свой и ожидать исполнения его обещаний.