Лубочная книга

П о б е д о н о с ц е в. Очень уверен в ваших благородных чувствах и никогда не забуду сей вашей услуги, мне оказанной. (Вынимает из кошелька пять целковых и подает их хорунжему.) Прошу вас эти деньги разделить на ваш караул.

В о и н. А это от меня! (Вручает ему пять червонных.) Теперь, господин офицер, прощайте! Мы завтра с вами покороче познакомимся! (Взяв Победоносцева за руку.) Пойдем скорее в твою палатку. (Оба уходят.)

Х о р у н ж и й. Рука воина слишком щедра и нежна. Тут кроется какая-нибудь важная тайна, но мы завтра все разнюхаем. Эй, урядник! (Тот входит.)

У р я д н и к. Что прикажете, ваше благородие?

Х о р у н ж и й. Вот тебе пять червонных, пожалованных незнакомым воином, и пять целковых — Андреем Ивановичем: раздели эти деньги на наш караул и возьми из них себе один червонец.

У р я д н и к. Покорнейше благодарим вас, ваше благородие, и тех, которые оказали нам сию милость! (Уходит.)

Между тем Победоносцев с воином приходит в свою палатку, где горела восковая свеча, и приказывает своему вестовому скорее согреть чайник и подать бутылку самого лучшего вина. «Ну теперь вы можете, господин воин, снять ваши доспехи без всякого опасения и отдохнуть от дороги».

Воин (я думаю, читатели уже догадались, что это была княжна Селима) сбрасывает с себя шишак, панцирь, кладет копье, щит, шашку и кинжал подле оружия Победоносцева и со слезами восхищения повергается в объятия трепещущего от радости своего возлюбленного.

С е л и м а. Андрей, видишь ли теперь, как я тебя люблю? Неужели ты думал о Селиме, что она перенесет спокойно с тобой разлуку?.. Нет, без тебя мне нее показалось ужасной пустыней в нашем жилище; я обливала слезами подушки и постель, на которой ты лежал у нас; все кусточки, все тропинки, где я с тобой гуляла, окроплены моими слезами. Одна безмолвная природа внимала моим жалобам и стенаниям. Страшная тоска тяготила мое сердце, а душу отчаянье, — и я решилась с тобой соединиться и более уже не разлучаться. Но нам надобно скорее все свершить и завтра же принять крещение и соединиться браком; а то отец мой, хватившись меня, прилетит сюда и уничтожит все наши планы. Воля родителей неотъемлема: но когда мы будем обвенчаны, тогда уже поздно разлучать нас. Согласен ли ты на это?

П о б е д о н о с ц е в (осыпая ее руки поцелуями). Милая, несравненная Селима! Можешь ли ты об этом меня спрашивать? Твое со мной соединение наполняет душу мою небесным восторгом и делает меня счастливейшим человеком в сем мире!

С е л и м а. Итак, завтра, как можно раньше поутру, надобно начать первое, то есть мое крещение в православную христианскую веру, а потом уж другое.

П о б е д о н о с ц е в. Все будет исполнено в течение нескольких минут, милая моя Селима. Теперь выпей эту рюмочку прекрасного рейнвейна: он подкрепит тебя.

С е л и м а. Разве ты забыл, Андрей, что магометанки не пьют вина?

П о б е д о н о с ц е в. Магометанки пусть его не пьют, но нареченная христианка должна выкушать.

С е л и м а. Повинуюсь. За здоровье милого друга и за счастливое соединение наше! (Выпивает.) Ах, какое крепкое! Ведь я буду пьяна.

П о б е д о н о с ц е в. Это еще не беда: тем лучше, скорее заснешь, а я посижу с тобой: но теперь выпей чашку нашего чаю. (Потчует Селиму.) Да не хочешь ли ты чего покушать? У меня есть прекрасный пилав с курицей, который я приказал изготовить в воспоминание тебя, когда ты меня им потчевала, совсем не ожидая столь драгоценной гостьи.

С е л и м а (целуя Победоносцева). То-то же, теперь знай, как любят магометанки!

После чая они занялись разговорами, в которых излияние взаимных сердечных чувствований занимало первое место, и поменялись жаркими поцелуями, но ни одна недостойная мысль не смела коснуться души добродетельного Андрея. Он умел держать себя, как должно честному и благородному человеку, не давая воли своему пылкому воображению. В таких невинных удовольствиях наши влюбленные и не видали, как зарумянился восток, и солнышко, позлащая облака, оживило всю природу.

В это время Селима выглянула из палатки на небо и, обратись к Андрею, сказала:

— Ах, уж день! Мы так приятно провели время, милый мой, что даже не заметили, как миновала ночь. Выйдем на свежий воздух и полюбуемся природой. Взгляни, какое чудесное лазоревое небо! Как приятно алеет оно утренней зарей!

— Да, — прервал Андрей, — оно так же заалело, как твое приятное личико.

Он поцеловал ее в щеку, — и, в самом деле, у Селимы, как у майской благоухающей розы, пылали щеки, а взор ее прелестных глаз делал ее еще восхитительней и представлял в ней Победоносцеву одну из прекраснейших нимф Венеры.

Селима, обняв своей лилейной рукой шею Андрея, сказала ему:

— Видишь ли ты, как величественно всходит солнце.

— Вижу, — отвечал он.

— Так величествен и ты с твоею гордою осанкою.

— Благодарю за комплимент.

— Благодарю за сравнение с алеющею зарею.