Луч во тьме

Даже птицам плохо при фашистах — негде выпро- сить и крошки хлеба... Кстати, о хлебе. Как мы теперь обойдемся без фальшивых нарядов на получение продуктов? Не стало Володи, который так мастерски умел подделы- вать любые документы. До сих пор не найду ответа на вопрос: какой подлец выдал гестапо нашу типографию? Погибну, а доведаюсь и отомщу. Но пора развернуть новую ти- пографию. Попробую заменить Владимира. Придет Борис, потолкуем с ним об этом. Где он, почему за- паздывает? Обещал наведаться на наше шоссе. Ему можно: он ни разу не был там и его никто не знает. Кто-то стучит. Наверно, Борис. ...Только что ушел Борис. Сообщил важную но- вость: ребята видели Анатолия. Итак, артиста вы- пустили из тюрьмы. Только его одного. Стало быть, я не ошибся, подозревая его в предательстве... Еще одна новость: Борис подыскал квартиру на Подоле, у какой-то одинокой девушки. Завтра или послезавтра перейду к ней. 4. Тамара Струц стояла у окна. С минуты на минуту там должен показаться Борис Климов с человеком, которого она согласилась приютить, которому обе- щала помогать. Прижалась горячей головой к холод- ному стеклу. В голове роятся мысли. ...Мамочка, родненькая, если бы ты знала, как мне страшно! Неделями не выхожу из дому, сижу голодная. Ты, бывало, говорила, что наши комнатки, хоть и небольшие, но теплые. Нет, в них очень хо- лодно. Ноги и руки у меня окоченели, никак не могу согреться. На дворе и то лучше, но выходить страш- но. Немцы, эти бешеные псы, хватают всех моло- дых и угоняют в Германию. А я не хочу туда, не хочу! Лучше умереть от холода и голода тут в на- шей квартире, на твоей, мамочка, кровати. Я одна, совсем одна. Вот наш двор. Помнишь, мама, ты ворчала — называла его муравейником, меч- тала, чтобы хоть на полчаса угомонился наш двор. Теперь там тихо, как на кладбище. Только и слыхать 119

дЁорника Ивана. Он повсюду сует свой нос: кто ра- ботает, кто не работает, кто к кому ходит. Мерзавец, продался гитлеровцам! Вечерами иногда из подъезда, где живут Агеевы, выходит сгорбленная старушка, укутанная в черный платок. Частенько ее сопровождает Александр Агеев. Сначала я подумала, что к ним приехала какая-то родственница, но потом догадалась: это Ида, кра- савица Ида, жена Александра. Все во дворе уверены, что она погибла в Бабьем Яру. Какое счастье, что она спаслась! Мне стыдно. Ида не боится, а я боюсь выйти из дому. Да, боюсь... Раньше не угоняли в Германию тех, кто работает, а теперь и это не спасает. Радуюсь за вас и завидую вам, что вы с Пашей успели эва- куироваться. Александр Агеев познакомил меня с неким Бори- сом Климовым. Они посидели у меня, и мне было стыдно, что не я угостила их, а они меня. Принесли немного муки и растительного масла. Отвела душу в беседе с ними. Вчера Климов пришел опять и ска- зал: «Тамара, надо помогать в борьбе против окку- пантов, надо приютить одного человека». И я отве- тила: «Согласна!», хотя новые друзья не скрыли, что ждет твою Тамару, если этого человека найдут у меня... Это у Тамары давняя, еще с детских лет, при- вычка в тяжелые минуты мысленно разговаривать с матерью, с ее верным другом. А вот и Климов. Позади него человек в очках, с небольшим чемоданчиком в руке. ...На Кочубея смотрели большие светлые глаза. — Как же вас звать? — Тамара. Кочубей еще раз осмотрел небольшую квартирку, в которую его привел Борис Загорный. Словно го- лубятник, примостилась она в дальнем углу грязного двора на некогда шумной Константиновской улице. — Ей-же-ей, Гриць, здесь будет удобно,— рас- хваливал квартиру Борис.— И двор проходной. Кочубей еще раз посмотрел на девушку. — Тамара? Красивое имя... А вы знаете, Тамара, за какое опасное дело беретесь? 120