Лучшая фантастика XXI века

Я повернулся и посмотрел вдоль береговой линии на некрополь скамей, возле которых только что останавливался. На всех скамьях сидели голограммы. Я задумался о том, кто же сидит под открытым небом в такую погоду, но потом понял, что, должно быть, молнии замкнули активирующие контуры. Голограммы были единственным пестрым пятном в этом мире серых туч и оружейно-темного моря. На скамьях сидели изображения мужчин и женщин – зрители разгула стихии. Я видел, что Катриона стоит на краю утеса, воздев руки, словно призывала бурю. Другие фигуры сидели неподвижно, как укоряющие призраки, привязанные к своим деревянным якорям, ожидающие, когда стихнет буря. Наслаждались ли они этими моментами псевдожизни? Разговаривали друг с другом? Или отвергали свою исчезающую жизнь, над которой был властен любой прохожий или хакер?

Я чувствовал, что не должен вмешиваться. Снова вернулся на дорожку и шел, а день постепенно сменялся ночью. Мои усовершенствованные глаза регистрировали случайные фотоны из окон далеких домов и редких машин, едущих по внутренним дорогам. Справа от меня бледно флюоресцировали в море продукты распада и загрязнения. Волны в темноте шумели особенно громко, их удары казались биением тайного сердца мира.

От дождя дорога раскисла. Я скривил губы в свирепой улыбке. Конечно, сейчас условия были не такими серьезными и трудными, как в тренажере. Зато реальными. Вид мертвецов, привязанных к своим мемориалам, заставлял меня особенно остро ощущать жизнь. Каждая дождевая капля на лице – еще одно мгновение, которое нужно ценить и беречь. Я хотел, чтобы ночь никогда не кончалась. Я хотел сразу и оставаться здесь и уйти, стоять на планете колонии под красным-красным солнцем.

Я заторопился, как будто мог идти среди звезд и быстрее добраться к ним. Наступил на ветку, как оказалось, промокшую и прогнившую. Нога соскользнула с тропы. Я резко наклонился, проехал несколько футов в сторону и вниз и задержал падение, схватившись за ближайший камень. Резкий рывок вызвал протестующий приступ боли в левой руке. Я осторожно повернулся, отыскивая ногами опору. Вскоре я остановил скольжение. Вися в пятидесяти футах над морем, я, должно быть, только воображал, что до меня долетают брызги волн. Это был дождь, подхваченный ветром, бьющий со всех сторон.

Скольжение развеселило меня. Я понимал, что это странно. Но могу лишь рассказать, что чувствовал.

Я не мог висеть там всю ночь. Я стал карабкаться по склону утеса. Вначале я продвигался дюйм за дюймом, потом осмелел и начал раскачиваться, доверившись своим улучшенным мышцам.

Мышцы работали отлично, экзокожа держалась. Не выдержал камень.

На середине качания я услышал треск. Левая рука, которой я держался, ощутила дрожь камня. Я невольно попытался нащупать другую опору правой рукой. Ухватился, но тем не менее обнаружил, что падаю. Несколько мгновений я не понимал, что произошло. Потом, когда склон утеса рассыпался с таким звуком, словно разорвали газету размером с небо, я понял, что, когда не выдерживает основание, вершина тоже должна рухнуть.

Падая, я упрямо держался за скользящий камень. Брызги, поднятые камнями, падавшими в море подо мной, вымочили меня. Время двигалось медленно, мгновение за мгновением, картина постепенно менялась, как в рисованном фильме. Тяжелый камень, за который я держался в падении, поворачивался. Скоро я окажусь под ним. Если я и дальше буду держаться за него, он меня раздавит.

Я отцепился и прыгнул, целясь в море. Будь утес выше, я успел бы освободиться. Но очень скоро я ударился о воду, а вместе со мной камень, за который я держался, и, как мне показалось, половина йоркширского берега.

Мою правую ступню зажало внизу в груде камней, упавших с утеса. В тот миг я ничего не почувствовал. Но позже, с опозданием, вверх по ноге поползла тупая боль. Я глубоко вдохнул, глотая воздух между волнами, окатывавшими мою голову. Потом безуспешно попробовал высвободить ногу.

Я постарался поднять тяжелые камни, но не преуспел. Зажатая нога удерживала меня на месте, ограничивая возможность двигаться и искать опору. После множества попыток, тяжело дыша и бранясь, я вынужден был сдаться.

Все это время во мне постепенно нарастала паника. Как только я перестал бороться, ужас заполнил мое сознание – я боялся утонуть, боялся замерзнуть в холодном море, боялся попасть под новые камни, катящиеся с вершины. Меня угнетала перспектива неминуемой смерти.

Прошло много бесконечно долгих минут, прежде чем я взял себя в руки. Постепенно я вернул самоконтроль, говоря себе, что паника – реликт моего прежнего тела, которое зимой в Северном море давно бы погибло. Мое новое тело гораздо выносливее. Я не утону и не замерзну. И, если соберусь, выпутаюсь из передряги.