Лучшая в мире повесть о первой любви

— Говоришь, как будто обе Мировые прошёл, — хмыкаю, недовольно вздыхаю, — что за пунктик на возраст, я всё понять не могу?

— Да не бери в голову, — отмахивается Ангел, прикусывая губу.

Я опускаю глаза и ловлю взглядом прыгающих на заросшей зеленью плитке солнечных зайчиков. Зайчики эти больше напоминают мне кузнечиков — маленькие жёлто-зелёные пятна, озорные и неуловимые. Целая россыпь кузнечиков, порванные зелёные бусы, отскакивающие от земли теннисные мячики.

Поразительно, сколько всего человек может надумать, когда стесняется своего собеседника.

— Вот ты, — тряхнув головой, говорю, собравшись с духом, — ты этот город любишь?

— Очень, — не задумываясь, отвечает он.

Я поднимаю на него взгляд — и ловлю на себе ответный. Взгляд тёмных омутов, взгляд в карамельную крапинку карих глаз. Время, идущее рядом с нами, вдруг замедляется — отстаёт от нас на два с половиной шага.

— Чем я хуже? — спрашиваю, не отрывая от него взгляда.

Мы идём по пустому тротуару, разглядывая друг друга, словно видимся в последний раз. Кто кого переиграет в гляделки?

В конце концов он проигрывает, конечно. Ещё бы. Уж ему-то не нужно смотреть на великую красоту, уж ему оторваться — раз плюнуть. А мне требуется ещё пять мучительно долгих секунд, чтобы понять, что самые волшебные в мире глаза больше не смотрят на меня.

Зато самый волшебный их обладатель говорит, едва заметно улыбаясь:

— Ты не хуже. Просто ты не взрослая.

И в этот момент мне хочется вырвать сердце из его груди и сожрать его, давясь кусками мяса и сплёвывая кровь.

— Понимаю, — вместо этого говорю я.

— Вот тебе же, — произносит, в свою очередь, он, — шестнадцать?

— Ну да, — отвечаю, — а тебе?

— А мне двадцать один, — пожимает плечами Ангел.

Я киваю — он, выходит, ровесник Балерины. И вовсе не такой уж и взрослый, каким пытается быть. Мы продолжаем говорить о какой-то ерунде, и постепенно я понимаю, что мне, в общем-то, и стесняться нечего — волшебные люди такие же, как и обычные. Главное быть искренним. Конечно от осознания этого легче мне не становится, но всё же.

Он приводит меня в какое-то кафе — название я не запоминаю, да и незачем. Кафе — уютное заведение, пристроившееся в тихом квартале недалеко от моей школы. Здесь пахнет корицей, на улице — плетёная мебель и большие зелёные зонты. Мы садимся за столик на улице, потому что внутри много народу — Ангел, видимо, тоже не поклонник толпы. Хотя по нему не скажешь. Да о чём это я? По нему вообще ничего сказать нельзя.

— Что будешь? — как только официант оставляет меню на столике, спрашивает Ангел, — чай, кофе, что-нибудь горячее?

Я молчу. Только идиот не понял бы, что у меня просто нет денег — и Ангел либо идиот, либо гений, мать его.

— Говори, что будешь, — и, сказав это, Ангел наклоняется ко мне через весь стол и шепчет, — мы пообедаем здесь и сбежим, как преступники.

— Что? — резко и громко. Он подносит указательный палец к моим губам — и я вдруг замираю, забыв, как дышать и зачем дышать.

— Ты говорила тебя удивить, — глядя мне прямо в глаза, произносит он, — и я…

Но договорить он не успевает. Рыжеволосый официант, вышедший из кафе, вдруг срывается с места, подбегает к Ангелу со спины и обхватывает большими ладонями его плечи. Развернув Ангела к себе лицом, он всматривается в его глаза — а потом диким поросячьим визгом визжит:

— Ты ли это, брат? Ты ли это?!

Ангел, открыв рот, замирает — и висит вот так, в чужих руках, секунд пять, не меньше, а потом, трясясь, хватает официанта за плечи:

— Неужели я нашёл тебя, брат! — и стоит Ангелу сказать это, официант вдруг начинает рыдать. Обнимает Ангела и плачет, уткнувшись ему в плечо. А я сижу, держа в руках меню, и смотрю на них, не веря, что такое бывает в жизни.

— Брат, как долго я искал тебя! — скулит, отрываясь от Ангела, официант, — дай же взглянуть в твою наглую морду, которая неделю назад обещала больше не жрать на халяву…

— Я столько лет тебя искал, а ты вот так меня послал? — возмущённо скинув с плеч руки официанта, говорит Ангел, — мы не виделись чуть ли не с прошлой жизни, а тебе жалко покормить брата? Да иди-ка ты, брат, знаешь куда?

— Искал меня ты столько лет, и вот тебе такой ответ, — тут же выдаёт официант, вытирая слёзы, — не думал я, что ты так падок на доброту! Я разочарован в тебе, брат! Знал бы я, что ты такая скотина, не искал бы я тебя тысячу дней и ночей!

— Ах вот как? Тогда я вызываю тебя на дуэль! — и схватив со стола солонку, Ангел, словно пистолет, направляет её на официанта:

— Прощай, мой брат! Бэнг-бэнг!

Соль попадает официанту прямо на рубашку — и он, ахнув и схватившись за сердце, падает на рядом стоящий стул.

И пока Ангел напевает мелодию одного из фильмов Тарантино, официант поворачивается ко мне.

— В конце концов, смерть — это не повод пачкать брюки о грязный пол, — говорит он мне, кокетливо подмигнув. Ангел снова осыпает его солью — и их полные ненависти взгляды встречаются.

С секунду они молчат, вылупившись друг на друга. А потом официант хватается за живот, корчась от смеха, а Ангел лицом утыкается в стену здания, смеясь несдержанно и очень громко.