А в те вечера, когда он не практикуется с командой, он обычно занимается окклюменцией с профессором Снейпом и раз в неделю рассматривает с ним фотографии или играет в шахматы. Это его самое любимое занятие, если не считать охоту за снитчем и просто полеты на новой метле. Он просмотрел все фотографии, которые были у Снейпа, и даже полюбил некоторые из них больше остальных — в дополнение к тем двум, которые профессор подарил ему на Рождество. Иногда Снейп к тому же говорил о маме Гарри, рассказывал ему истории из их школьных будней и о более раннем времени: об их детских играх. Изредка они говорили о том, как Гарри чувствует себя в школе, и где-то в глубине души Гарри знал, что Снейп хочет поговорить с ним еще и о Дурслях, о том, как они вели себя с ним. Ему очень нравилось общаться с профессором, но, когда тот начинал выискивать в нем хотя бы крохи сведений о них, Гарри чаще всего замолкал и уходил от темы. Эта привычка выработалась давным-давно, так он выживал.
Кроме того, он чувствовал что-то в Снейпе, да и в Кровавом Бароне тоже. Было ощущение, будто они что-то ему недоговаривают. Что-то о его силе. Барон никогда не заговаривал о том слепящем свете, который выбросил его, когда Гарри поклялся обучаться тому, как держать Волдеморта от своего сознания. Снейп тоже по большому счету не заговаривал с ним о Волдеморте, лишь интересовался, не видит ли Гарри больше кошмаров с ним. (Гарри, к своему облегчению, снов с ним не видел. Только бедные единороги снились иногда в кошмарах.) Но время от времени Гарри чувствовал на себе их испытующий взгляд, словно они оценивали его. Это не нравилось ему, как не нравилось и то, куда забредали его мысли после их взглядов. Какая связь была между ним и Волдемортом? Было ли это нечто больше, чем просто шрам от проклятья? Спросить этого он не мог, боясь, как бы не нарушить хрупкое общение с учителем.
Еще Гарри никому не рассказывал о том, что видел в зеркале, кроме Рона Уизли. Они сталкивались в коридорах пару раз, но больше не дрались, и Рон не обзывался — это радовало. А его братья-близнецы проявляли к Гарри очень странное радушие, как тому казалось: они все время хлопали его по спине и предлагали конфеты. Гарри с давно укоренившейся в нем подозрительностью никогда не принимал их, но поступок ценил.
А со Снейпом… Ему нравилось проводить время с профессором, и дело было не только в том, что они рассматривали фотографии мамы и говорили немного о том, как она жила, но и в том, что Снейп вел себя с ним, как с настоящим человеком. Редкий взрослый так себя с ним вел. Снейп помогал ему, например, с кошмарами, и всегда готов был выслушать его после, да и вообще в любое время, когда Гарри хотел поговорить. А после тренировок в окклюменции, упорных ментальных усилий и медитации Гарри и вовсе стал видеть меньше кошмаров. Гарри никогда не был так близок со взрослым, никому не доверял так, как Снейпу, но он никогда не скажет профессору, что увидел в зеркале. К тому же Снейп сам сказал, что увиденное никогда не станет настоящим.
— Просто он нас больше не любит, — тихо простонала Милли, прикладывая руку ко лбу в мнимом обмороке. — Как нам быть?
— Как бы там ни было, продолжать свой путь, полагаю, — подхватил Тедди, шутливо улыбаясь, — и жить с осознанием, что нам судьбою назначено быть лишь побочными линиями на празднике жизни Гарри.
Жар прилил к лицу Гарри.
— Да ладно вам, ребята, бросьте.
Милли собиралась погримасничать еще, но, наткнувшись на его взгляд, передумала.
— Почему ты переживаешь, что не можешь быть везде в одно и то же время?
Гарри пожал плечами. Друзья чаще, чем Снейп, позволяли ему уходить от ответа, но в этот раз ему стало неловко от этого пожимания.
— Простите, я плохой друг, — тихо ответил он.
Они оба уставились на него. Тедди заговорил первым:
— Это тупость.
— Чего?
— Ты хороший друг. Так что заткнись, — сказала Милли и показала ему язык.
Гарри не удержался от смеха.
В день матча слизеринскую команду ждал сюрприз. Когда все переоделись в квиддичную форму, Флинт объявил:
— Наш декан будет судить сегодняшний матч.
— Замечательно, — ответил Терри Хиггс. — Теперь мы точно выиграем.
— Да мы все равно против Паффцев играть будем, — сказал Драко. В сегодняшнем матче он играл за охотника вместо Раффорда: тот лежал в Больничном крыле, пораженный неизвестным проклятием.
— Не будь таким самоуверенным, Малфой, — прорычал Флинт. — Такое отношение может проиграть нам матч. Ты приложишь все усилия на поле, независимо от того, кто играет против нас, или я вызываю вместо тебя Уилкса. Понял?
— Да, — сказал Драко, закатывая глаза.
— Не понял? — рявкнул Флинт.
— Я сказал, да, капитан! Услышал вас громко и ясно.
Гарри уткнулся в рукав, чтобы скрыть смешок. Драко ухмыльнулся в ответ и покрутил пальцем у уха — Гарри чуть со смеху не покатился. К счастью, Флинт, одарив Драко хмурым взглядом, отвернулся и стал отчитывать загонщиков и не видел их смешков.
— Не верится, что я сегодня играю, — пробормотал Драко, когда они с Гарри зашнуровывали ботинки. — Отец пришел посмотреть на игру.
— Да ну? — невольно удивился Гарри.